Отец Владислав Диханов

Интервью с о.Владиславом Дихановым о вере и духовной жизни

Павел Минка: Отец Владислав, как вы пришли к Богу и стали верующим?

Отец Владислав Диханов: Вопрос интересный, часто приходилось слышать этот вопрос, и часто спрашивали: «У вас, наверное, что-то случилось, что вы пришли к Богу?» Мол, что-то должно было произойти трагическое… Но на самом деле я уже в детстве не представлял свою будущую жизнь, если в ней не будет смысла. Я рос в обычной светской семье, конечно, верующие бабушки и дедушки были, я видел, как, например, одна моя бабушка по утрам и вечерам молилась. Но я рос все же в обычной советской семье и о религиозных вопросах не задумывался, но этот первичный позыв, что жизнь должна быть осмысленной, не давал покоя, и я пытался понять, ради чего я живу на этом белом свете. Типичный смысл в жизни, в котором многие видели и видят правильное, сводится к красивому дому, дорогой машине, или, как это было раньше, институт, престижная профессия, высокая зарплата… Ну и что дальше? Но вот есть это все – и что?

Многие задают себе этот вопрос уже тогда, когда получают все это, и чувствуют, как их пожирает внутренняя пустота. А этот вопрос я сразу стал задавать с самого детства, и постепенно в своем поиске пришло то время, когда я понял, что есть над нами высшая реальность – реальность духовная, и я ее пытался познать. Пути были разные, пути были множественные, но чтобы не углубляться в свои жизненные дебри, могу сказать, что я пытался изучить максимально все то, с чем сталкивался, и к христианству я пришел уже через месяц после того, как разругался со своей девушкой из-за спора о христианстве. Она пыталась мне рассказать о христианстве, а я спорил с ней и говорил, что готов быть кем-угодно, но только не христианином, потому что это религия рабов, и свободный человек не может быть христианином. Мы с ней тогда жутко поссорились, разругались и разошлись по жизни. А ровно через месяц у меня перевернулся весь мир, когда я действительно задумался о христианстве, и первый человек, который открыл мне глаза на христианство не как на закостенелую религию, а показал мне его живую сторону, это был один парень из Америки, которого я в 92-ом году встретил на улицах Днепропетровска, и мы тогда играли в рок-группе, приехали с концерта и шли с гитарами, уставшие, и вот подошел этот парень с переводчиком и начался разговор о Боге. Это было время, когда к нам хлынули зарубежные проповедники, но нам повезло, парень не был профессионалом, он говорил, как чувствовал – от души, от себя. Не все там было гладко, но это и подкупало – эта простота и какая-то бесхитростность.

Я стал задумываться, изучать христианство, но все равно еще был далек, пока не произошло событие, которое изменило мою жизнь. Я съездил к родственникам на свадьбу, отравился и лежал с температурой под сорок, мы 4 раза вызывали скорую, и я попросил его читать Бхагаватгиту, и в тот момент, когда он понял, что я уже умираю, то бросил книгу, выругался и сказал, что будет снова звонить в скорую, а если не приедут, буду ловить машину и везти меня в больницу. И когда он ушел, я понял, что сейчас наступил критический момент, и я либо умру, либо наступит какой-то перелом. И я из последних сил скатился с кровати и встал на колени, и стал молиться Христу: «Господи, не знаю, есть Ты или нет, но я верю, что ты можешь мне помочь!» Потом приехала скорая, меня забрали, и когда начали брать у меня кровь из вены, не могли, потому что кровь вся свернулась, и врач посмотрел на меня и сказал: «А почему вы до сих пор еще живы, у вас кровь не двигается по венам?» И после этого события я уже через два дня сбежал из больницы и начал свои поиски.

Я нашел студенческую организацию (общепротестантскую) в Днепропетровске, она тогда только зарождалась, сейчас это, — не буду афишировать название, — живет как мощная молодежная организация, а я стоял как раз у истоков… Потом был путь становления внутри этой организации, я очень быстро достиг духовного авторитета, закончил в Киеве Библейский институт, отправился на Урал миссионерствовать, где руководил целой миссией (мне было тогда 22 года). (Еще я в Днепропетровске в Жовтневом районе договорился с местной администрацией о том, чтобы использовать Дом пионеров для воскресной школы, там организовал библейский курс.) А на Урале мы провели миссионерские акции, и те люди, которые приходили к нам, не могли определиться с тем, к какому течению в протестантизме им примкнуть, и поэтому я остался на какое-то время для общения с ними, и со мной произошел следующий перелом, который я называю осознанным возвращением в православие.

Какая-то часть моей души была связана с православием даже тогда, когда я был протестантом. Часто протестанты меня упрекали в том, что я ношу крест, и требовали его снять, но я нашел себе оправдание, что это подарок прабабушки, и тогда меня перестали трогать. Еще один эпизод: я два года прожил на Победе на одной квартире с лютеранским пастором из Канады. Умнейший человек, до него я таких умных людей не встречал: у него несколько высших образований – и богословское, и психологическое… Он мне очень многое дал. Но так как мы живем в днепровских реалиях, где лютеранство не имеет особого распространения, меня стали подталкивать принять крещение баптисты и пятидесятники. Я стал ходить и к тем, и к другим. И те, и другие дали мне возможность так поступать, зная, что рано или поздно я определюсь. Но я был не готов еще раз креститься, потому что ведь я был уже крещен в детстве в православии, и так получилось, что когда подошел момент крещения, и пятидесятники, и баптисты назначили его в один и тот же день и в одно и то же время, но в разных местах. Я утром проснулся, подумал-подумал, и решил, что не поеду я никуда. В результате баптисты подумали, что я поехал к пятидесятникам, а пятидесятники, что к баптистам. И меня больше никто не трогал. А я в свою очередь спросил у своего друга канадского пастора, что нужно для того, чтобы быть лютеранином. Он мне сказал: вот это, вот это, вот это… Если я это признаю, спросил я, могу ли я считать себя лютеранином. Он сказал, что да.

И когда я поехал на Урал, я как бы считал себя лютеранином. Для них это была экзотика: баптистов они видели, адвентистов они видели, пятидесятников они видели, а лютеран – не видели. Но относились как-то уважительно, тем более я был руководителем группы. А когда все уехали, и я остался с двумя помощниками и с пятью сотней тех, кого мы привлекли к протестантизму, то тут я всерьез задумался: одно дело, когда ты сам идешь по этому пути, а другое, когда за тобой идут сотни людей. И мне стало страшно ошибиться, страшно осознать, что ты можешь людей привести не туда. А почему такие мысли? Как я сказал, я жил с лютеранским пастором, и к нему приезжали пасторы других течений в протестантизме, и я видел всю эту кухню изнутри, не глазами рядовых членов, а то, что было на самом верху, и я прекрасно осознавал, что их слова, которыми они пытаются оправдать себя, что никто среди них не может претендовать на истину, не может утверждать, что она только с теми или другими протестантами, они и противопоставляли их полноте христианства, потому что если древние философы спрашивали, что есть истина, то христианство задало вопрос: кто есть истина? Господь о себе сказал, что Он есть истина. И разодрать истину на кусочки невозможно, даже если от истины отколоть часть чего-то, то это уже не истина, а только часть истины. Уже не абсолют. К абсолюту добавить ничего нельзя – на то он и абсолют. Я задумался тогда об этой ущербности протестантских течений… Здесь стоит сказать, что финансировали нас хорошо, и я себе выписывал книги из Брюсселя, тогда с литературой было очень туго, это первая половина 90-х годов… Вы когда в библиотеку попали отца Георгия, в каком году? (примечание: речь идет о настоятеле храма Космы и Дамиана в Днепропетровске отце Г.Захарченко)

Павел Минка: Начало двухтысячных…

Отец Владислав Диханов: …А мы начинали с того, что большая часть нашей библиотеки состояла из перепечаток и текстов, присланных по факсу. Книг не было, они только-только стали появляться. А я заказывал и католические, и православные книги… У меня на руках были еще и баптисты, и пятидесятники, и харизматы, и меннониты – их издания, в общем, — серьезный был подбор литературы. Я брался за разные вопросы, скажем, касался вопроса спасения души, и увидел, что в православии даны ответы на эти вопросы либо раньше, чем их дают остальные христиане, либо глубже. И настал момент истины: я должен признать для себя, что православие в себя все вобрало и ведет человека к спасению. Но что за собой это влекло: если я признаю себя православным, то я теряю хорошую зарплату (а тогда для меня тысяча долларов не значила ничего), квартиру, уважение и перспективы. Например, те ребята, которые со мной были у истоков протестантской молодежной организации, о которой я говорил, почти все уехали за рубеж. И то, что я уеду, в этом никто не сомневался, и то, что там будет карьера, было очевидно. Но все это я терял… Это большой соблазн. Поэтому если я признаю, что в православии истина, и я готов идти за этой истиной, я теряю все, и мое будущее очень сомнительно. Кроме одного: я иду по пути спасения своей души. И я со Христом. Это железно. Это точно.

В этот период со мной случилось интересное событие: я собирался ехать снова на Урал в миссионерскую поездку, у меня уже был билет на руках, и я ехал на вокзал после субботнего служения, и у меня в трамвае украли документы. И полететь я не смог. И в этот момент я понял, что надо принять окончательное решение, как развернуть свою жизненную дорогу – либо к православию, либо забыть об этом раз и навсегда, иными словами, покривить душой и сознательно пребывать в той лжи, в которой я пребывал. Была тяжелейшая ночь борений, в которую я ощутил смрад бесовского присутствия. Я был в ужасе, и помню, что молился и говорил: «Господи, мне никто и ничего не надо, только Ты, я не знаю, как не заблудиться в этом мире, и то, что я мог своим умом и сознанием, я сделал…» Я не помню, как я заснул, но проснулся я, стоя на коленях – как заснул, стоя на коленях, так и проснулся.И без единой тени сомнения я понял, что надо бежать. Я быстро оделся и побежал в Преображенский собор. Исповедался и причастился. Я летел туда как на крыльях. Отмечу, что основные вопросы, связанные с православием, мне были открыты, например, вопрос о спасении души, но второстепенные вопросы, скажем, об иконах или молитве за усопших мне были непонятны, но когда я вышел их храма, как будто пелена спала, и я увидел вещи такими, какие они есть. Я вдруг понял, почему это нужно, и мне все как белый день стало ясно.

На тот момент у меня был один православный друг, с которым я познакомился, когда был протестантом, уникальный человек, и он постоянно носил с собой Евангелие, а, главное, он постоянно его читал (кстати, он теперь православный священник), и он до кражи документов уговаривал меня встретиться с епископом и поговорить с ним. Я отвечал ему, что не могу, поскольку улетаю, а он просил остаться… И когда у меня украли документы, я сказал Тарасу (так его звали), что он как в воду глядел. И я попросил его устроить встречу с владыкой. Но епископ был в отъезде, и я не мог встретиться с ним три месяца. За это время я восстанавливал документы, чтобы полететь на Урал. И когда они были восстановлены, я купил билет на самолет, и тут Тарас мне сказал, чтобы я не летел и задержался, потому что владыка приедет в понедельник и сможет встретиться. Я сказал, что не могу откладывать больше. И когда я уже сидел на сумках, мне позвонила знакомая стюардесса и сказала, что рейс отменяется. Когда я спросил, почему, она сказала, что такого никогда не было, но случилось: пилоты напились в честь 7 ноября и не готовы лететь.

В итоге я все же сумел из-за этого встретиться с владыкой, он выслушал, сказал, что лучше бы мне оставить свое служение в протестантизме, и посоветовал мне утверждаться в православии и заниматься здесь миссионерством. Это было в 94-м году. В это время протестанты узнали, что я вернулся в православие, и это повлекло переход в православие очень многих протестантов, которые меня знали и уважали. В ответ началась работа со стороны протестантов с этими ребятами. Приезжал руководитель, возил их по кафе, дарил вещи и уговаривал остаться в протестантизме. Кто-то «велся» на это, но очень многие ребята все же оставались верны своему выбору.

Я тогда занял такую позицию: не тянуть никого в Православную Церковь из протестантской среды, но если дойдет до чего-то такого, что пойдет в разрез с моей совестью, то я откажусь от сотрудничества с протестантами. В итоге меня пытались блокировать со всех сторон. И когда я был в очередной поездке на Урал, то несколько сотен человек, которым я проповедовал, обступили меня, и самая старая бабушка говорит: «Владислав, мы все вам доверяем, — они стоят, а у них слезы на глазах, — мы знаем, что вы вернулись в православие. Скажите, то, что здесь – это все неправда, это все ложь? Что нам делать, мы не хотим погибнуть?» И тогда у меня внутри было разделение: с одной стороны я дал слово никого не тянуть в православие. А потом я подумал: а что я Христу скажу? Ладно, думаю, плевать, пусть я нарушу слово, пусть я пострадаю… И я говорю: «Вы правду хотите?» Они говорят: «Да». Я говорю: «Бегите отсюда, бегите, не оглядывайтесь, в свою родную церковь, в православную, но уже будьте нормальными осознанными христианами».

С этого момента миссия там потухла, и как бы протестанты не пытались ее возродить, она не давала плодов… И как я предполагал, по возвращению в Днепропетровск я лишился фактически всего, и этот мой друг Тарас привел меня в первую православную библиотеку в Днепропетровске, и так я познакомился с отцом Георгием. Он тогда был ровно неделю как рукоположен в дьяконы. А дальше был рост в православии…

Павел Минка: Отец Владислав, есть одна проблема, которую переживают многие люди, это молчание Бога. Бог кажется не просто далеким, а будто и вовсе Его нет… Молишься – и не получаешь, стучишь – и не открывают… Что вы можете сказать по этому поводу?

Отец Владислав Диханов: Но на мой взгляд, главное чудо в том, о чем говорят святые отцы, что человек перерождается, из грешника становится настоящим христианином, а все остальное – в порядке вещей… Я приведу такой пример: для годовалого ребенка чудо в том, что взрослые едят сало. Но для взрослого это обыденность – у него есть зубы, у него есть нужная моторика желудочно-кишечного тракта, а ребенок же не приспособлен к перевариванию такой пищи. Вы же сам папа, вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. Так вот, если посмотреть на это глазами годовалого ребенка, кушать сало – это невероятное чудо, но для взрослого – это обыденность. Для человека, который растет в вере, вещи, которые являются обыкновенными, потому что мы ими живем, кажутся невероятными тому, кто далек от веры или только встал на этот путь, но несмотря на то, веришь ты в это или нет, это есть. А если Бог не подает чудо, то в этом нет ничего такого, значит, рано или не надо, значит, ты еще ребенок, который не может есть пищу взрослых и она тебе навредит… И если ребенок просит то, что ему вредно, а отец не дает, ребенок может подумать, что он его не любит и игнорирует.

Павел Минка: Что значит духовная жизнь? Что значит быть духовным человеком?

Отец Владислав Диханов: Чтобы это понять, нужно самому быть духовным человеком. Духовная жизнь – это жизнь духа. Священное Писание говорит, что человек состоит из духа, души и тела, и именно такова иерархия: сначала духовное, потом душевное, потом телесное, и если иерархия соблюдается, то жизнь человека выстраивается правильно. Человек может сказать, что он расстроился, и люди часто произносят это слово, но не задумываются о его этимологии. Я – расс-троен, т.е. эти три части – дух, душа и тело – пришли в неправильное отношение друг к другу. Так вот, жить духовной жизнью – это значит руководствоваться духовными вещами, стремиться к обожению, к богоуподоблению – во всем, в первую очередь, через совершенствование в любви.

Но это теория, а практика бывает гораздо сложнее, потому что у нас часто нет мужества жить духовной жизнью, как бы хорошо мы о ней не говорили, потому что надо менять самого себя. Легко менять мир, который снаружи, и даже если взять тех, кто ездит к бабкам и колдуньям, и первое что они у них слышат, что «тобі пороблено», и их убеждают в том, что враги – там, и есть магический рецепт избавления от них. И это людям нравится, потому что ничего не надо в себе менять. А духовная жизнь – тяжела, потому что надо смотреть в себя, необходимо вести тяжелейшую брань с самим собой, потому что каждый человек может оказаться сам для себя как хорошим другом, так и серьезным врагом.

Павел Минка: В христианстве есть те, кто серьезно относится к духовной жизни, и те, которые считают ее игрой. Есть христианство глубин, а есть массовое христианство, отличающееся обрядоверием и поверхностностью, как говорят, «верю по праздникам». Что делать с этой проблемой?

Отец Владислав Диханов: Я скажу так: все это игра слов, а жизнь намного сложнее. Как человек с давней практикой священника я это увидел: даже в массовом христианстве есть очень много замечательных примеров. Господь принимает всякого человека, солнце светит и над злыми, и над добрыми. Господь всякого человека до последнего момента ждет. Просто мы не в силах вместить иной раз человека более немощного. Мы смотрим в контексте дня сегодняшнего, мол, все пошли, и я пошел, все свечку поставили, и я поставил. Но это сегодня. Но Господь смотрит на человека в перспективе всей его жизни, причем не только земной, поэтому однозначно загонять христианство в две плоскости я бы не стал.

Хотя опять же: главная наша проблема – это нерешительность жить христианской жизнью. Потому что, как я сказал, надо менять самого себя. Мы горазды давать советы с умным видом и красиво рассказывать, а ты послушай, что ты сам говоришь, и постарайся это применить в своей жизни. Если кто-то сегодня достиг, что нужно зайти в храм и поставить свечку, ну и слава Богу! Но здесь, правда, уже ответственность священника и тех людей, которые трудятся в храме, чтобы человек, придя в храм поставить свечку, выходя, понимал, что духовная жизнь намного сложнее, чем он представляет, и тут беда уже не тех, кто пришел свечку поставить, а тех, кто должен им помочь. И при этом с каждым человеком надо найти свой язык и не «грузить» его, мол, садись, я тебе расскажу, что такое православие. Каждому своя пища: младенцу – младенческая, взрослому – взрослая.

Вопрос от слушателей: Отец Владислав, вы говорите о вере… Нужно верить в Бога или в свои силы? Религий ведь очень много, запутаться сложно, тем более обывателю, так может человеку проще верить в свои собственные силы и просто подчиняться обычным законам, скажем, не вредить ближнему?

Отец Владислав Диханов: Вера вере рознь. В Священном Писании сказано, что и бесы веруют. Что касается других религий… Мы верим, что христианство – это богооткровенная религия. Если взять разные религии, то чаще всего мы имеем дело с людьми, которые что-то так или иначе истолковали, но христианство – это не то, что мы себе придумали о Боге, а то, что Бог нам о Себе открыл, и продолжает открывать в акте веры. Но это дело нашей веры, дело нашего доверия Богу… Что касается веры в себя. Любая река питается большим количеством родников. Но мы ведь не думаем об этих родниках. И если бы была кнопка, которая бы «выключала» родники, то река бы высохла, но не сразу. Она бы еще долго функционировала. Так и жизнь человеческая: есть невидимый источник – Бог, и хотите вы это осознавать или нет, но благодаря этому источнику ваша жизнь питается и существует, но как только вы отрываетесь от источника, ваша жизнь как река высохнет…

Вопрос от слушателей: Как быть с людьми, которые не являются христианами? Они погибнут и обречены на вечные муки?

Отец Владислав Диханов: Апостол Павел учил, что тех, кто не слышал вести о Христе, Господь будет судить по их нравственности. У нас есть замечательная возможность спастись верой в Христа. Мы видим, что в истории христианства спасаются не величайшие подвижники, а обыкновенные люди. Не даром мы из уст тех же подвижников слышим ободряющие слова, когда человек говорит, что он стал жить христианской жизнь, но скатился в грехи, и подвижники ему отвечают: «Сто раз упал? Сто раз поднимись. Потому что упасть – дело человеческое, а дьявольское – лежать». Духовная жизнь – это война с самим собой. Церковь состоит из двух частей – земная и небесная. Земная состоит из нас, грешников, и она называется воинствующей, а небесная называется торжествующей, но пока мы на земле, мы продолжаем эту брань — брань с самими собой. Если крестовые походы католиков были обращены против врага вне, то нам надо искать врага в самих себе.

http://new-theology.com.ua/?p=2639

Назад в раздел