Проповеди в Неделю 22-ю по Пятидесятнице
Проповеди на притчу о милосердном самарянине
Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Варсонофий
Все мы знаем притчу о милосердном самарянине, но, к сожалению, мало стараемся быть похожими на ее героя. Вспомним, что притча была произнесена в ответ на вопрос законника Христу: «Что мне сделать, чтобы наследовать жизнь вечную?» Христос еще раз повторил: чтобы наследовать жизнь вечную, необходимо исполнять заповеди о любви к Богу и ближнему. А на вопрос: «Кто мой ближний?» — Христос и рассказал эту притчу.
«И вот, один законник встал и, искушая Его, сказал: Учитель! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную? Он же сказал ему: в законе что написано? как читаешь? Он сказал в ответ: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя. Иисус сказал ему: правильно ты отвечал; так поступай, и будешь жить. Но он, желая оправдать себя, сказал Иисусу: а кто мой ближний? На это сказал Иисус: некоторый человек шел из Иерусалима в Иерихон и попался разбойникам, которые сняли с него одежду, изранили его и ушли, оставив его едва живым. По случаю один священник шел тою дорогою и, увидев его, прошел мимо. Также и левит, быв на том месте, подошел, посмотрел и прошел мимо. Самарянин же некто, проезжая, нашел на него и, увидев его, сжалился; и, подойдя, перевязал ему раны, возливая масло и вино; и посадив его на своего осла, привез его в гостиницу и позаботился о нем, а на другой день, отъезжая, вынул два динария, дал содержателю гостиницы и сказал ему: позаботься о нем; и если издержишь что более, я, когда возвращусь, отдам тебе. Кто из этих троих, думаешь ты, — спросил Он законника, — был ближний попавшемуся разбойникам?» Законник сказал: «Оказавший ему милость». «Тогда Иисус сказал ему: иди, и ты поступай так же» (Лк. 10, 25-37).
Евреи считали ближним только своего единоплеменника, и чтобы расширить исполнение главной заповеди на всех людей, Христос и предлагает эту притчу. В ней самарянин оказывается выше еврея-священника, еврея-левита. У самарянина жалостливое сердце, способное вместить в себя беду другого человека, принять его горе как свое. Суть притчи — научить нас подражать милосердному самарянину, его подлинной сердечной христианской любви к человеку.
В проповеди на это евангельское повествование святитель Феофан Затворник говорил: «Ныне Господь нас учит всесторонней любви... Но для чего уставы, таинства, система учений, посты, бдения? Для того чтобы вознести нас к любви. Как на дереве плоду предшествует цветок, цветку — лист и ветвь, ветви — ствол, стволу — корень, корню — семя, так и в духовной жизни есть органическая последовательность возрастания. В истинном виде любовь — это рай духовный, теплое, мирное, благожелательное, радостное расположение, твердое и постоянное. В ком живо это чувство, тот блаженствует... Рай есть любовь, но этот рай потерян. Заглянешь в себя — и не находишь его там... Где страсть, там нет любви. Но начните только искоренять страсти — и встретитесь с необходимостью облекаться во всеоружии подвигов и лишений, следовать всем освятительным, исправительным и руководящим законоположениям Церкви... К любви приходят через борьбу со страстями, к борьбе — через покаяние, к покаянию — от страха Божия, страх рождается от истинной веры... И только „пребывающий в любви пребывает в Боге и Бог в нем“ (1 Ин. 4, 16)».
В вопросе любви есть две крайности: одна — это когда ее ограничивают только средой своих единоплеменников, и вторая — когда ее расширяют до любви ко всем. Нам необходимо научиться любить всех, но начиная с тех, на кого нам Господь особенно указал. То есть надо начинать с родителей, ибо их не выбирают, далее — дети, затем остальные наши домашние и родные. В духовном родстве тоже есть постепенность: надо любить крестного и крестную, наших восприемников при крещении, затем духовного отца и далее всякого человека, который нуждается в нас. Исходя из заповеди Христовой, наш ближний — это даже не ближний по крови или по духу, а тот, кто сейчас рядом с нами, например, вот прямо сейчас в храме. Здесь, в храме, одним сердцем, одними устами возносим молитву Господу, а как было бы хорошо, если бы, выйдя из дома Божия, мы тоже сохраняли это духовное единство.
Дар любви — это тот необходимый дар Святого Духа, без которого наша православная вера и жизнь вообще невозможны.
Любовь в христианском понимании — это дар Святого Духа. По слову апостола Павла, «любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам» (Рим. 5, 5). Дар любви — это тот необходимый дар Святого Духа, без которого наша православная вера и жизнь вообще невозможны. В своем «Гимне любви» апостол Павел неопровержимо свидетельствует о превосходстве любви над всеми прочими добродетелями, дарованными нам Духом Святым, ибо без любви они не имеют никакой цены и не приводят человека к спасению: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы» (1 Кор. 13, 1-3).
По словам апостола Павла, и вера наша, и уставное благочестие, и богословские познания, и даже дары чудотворения и пророчества — всё это теряет всякое значение, обесценивается, превращается в ничто, если у нас нет дара любви, этого определяющего признака «ученика Христова», ибо Сам Господь дал новую заповедь апостолам в прощальной беседе: «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга: как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга. По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин. 13, 34-35).
Если христианская любовь по своему происхождению есть дар Божий, то по своей природе она — единосущие человеческих душ, создающее Церковь как живой организм любви. Призыв диакона во время богослужения «Возлюбим друг друга, да единомыслием исповемы» означает, что любовь взаимная одна только и бывает условием единомыслия, единой мысли любящих друг друга, в противоположность внешним отношениям, дающим не более чем подобномыслие, на котором основывается мирская жизнь.
Один монах имел две одежды — рассказывается в Прологе — одну новую, а другую ветхую. Раз пришел к нему нищий и просил у него хоть какое-нибудь рубище. Монах скинул ветхую одежду и отдал ее нищему, а на себя надел новую. Но потом он задумался: «А ведь я не сотворил совершенной любви, отдав нищему ветхую одежду, а себе оставив новую. Не ради ли Христа он просил у меня? Зачем же я Христу дал худшее?» Он воротил нищего и, взяв у него старую одежду, отдал новую. Нищий продал одежду в городе, и она, переходя из рук в руки, была куплена, наконец, одной женщиной. Прошло довольно времени, и вот инок, придя в город, чтобы продать свое рукоделие, увидел, что в его новую ризу одета женщина. Он весьма опечалился от этого и, возвратившись домой, стал плакать: «Недоброе сделал я, отдав ризу; лучше было бы не отдавать ее». Когда, печальный, он заснул, то увидел во сне Иисуса Христа, облеченного в эту ризу. Свет разлился по келии, Господь коснулся его и сказал: «Узнаешь ли эту одежду?» Он ответил: «Да, Господи, это моя». И сказал Иисус Христос: «Не печалься и не скорби: ты отдал ее нищему, но принял ее Я».
Настоящий христианин, истинный член Церкви, может быть определен по благотворению, по оказанию помощи ближнему. Если мы помогаем друг другу, значит, мы чувствуем друг друга, сопереживаем, соболезнуем; если оставляем друг друга без помощи, когда кто-то нуждается в нас, то мы не подражаем человеколюбивому Богу, Его благости и милосердию.
Будем, дорогие братья и сестры, жить не мечтой о христианской жизни (ибо многие так говорят: вот выйду на пенсию, тогда буду по-настоящему спасаться, а сейчас времени на это не хватает), — нужно нам сейчас жить христианской жизнью. Будем приобретать христианскую любовь! Соприкасаясь ежедневно со своими ближними, научимся милосердию и долготерпению, постепенно искореняя в себе равнодушие и безразличие. Пусть любовью к Богу и ближним проникнется вся наша жизнь. Будем видеть в каждом человеке образ Христа и, любя Христа, будем любить и тех, кто носит Его образ. Аминь.
http://aquaviva.ru/journal/?jid=60568
Протоиерей Георгий Шмидт
Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа!
Сегодня мы за божественной литургией слушали не просто одну из многочисленных притч Христа Спасителя, которые имеются в Евангелии от Святого Луки, но одну из тех трех притч, которые есть только у него в Евангелии, и которые, благодаря тому кругу идей, тому учению, которое запечатлено в них, совершенно справедливо именуются в богословии «Великими притчами Христа в Евангелии от Луки». Это притча о богаче и нищем Лазаре, это притча о блудном сыне и это притча о милосердном самарянине, которую мы слышали сегодня.
Чтобы понять значение сказанного в притче, которая читалась за сегодняшним богослужением, надо первым делом сразу отсечь то, что мешает нам воспринять ее во всей глубине и чистоте. Эту притчу ни в коем случае нельзя понимать в свете толерантности. Модном на сегодняшний день словечке, которое на самом деле в своем медицинском значении означает неспособность организма вырабатывать антитела для своей защиты от вторжения извне различных опасностей, угрожающих здоровью, целостности человеческого организма. Поэтому абсолютно толерантный организм — это нежизнеспособный организм. Толерантность — это потеря иммунитета, неспособность к сопротивлению. И если мы с вами слышим, что толерантность означает нечто, подобное терпимости, то и в этом случае данное понятие не соответствует духу сказанного в притче, потому что терпеть можно только то, что тебя раздражает, да и то до поры до времени: рано или поздно это выльется в какую-нибудь серьезную проблему. А Бог создал человеческий организм интолерантным, предельно интолерантным. И именно у организма необходимо учиться тому, насколько он комплексно собирает все свои внутренние силы для того, чтобы обезопасить и защитить себя от той заразы, которая угрожает его целостности и дееспособности.
А вот для того, чтобы правильно понять сказанное в этой притче, необходимо зайти издалека и вспомнить о том, чему учит Христос в своей единственной молитве, которую он дал ученикам, отвечая на их просьбу: «Научи нас молиться». В ответ Он изрекает молитву «Отче наш», в которой есть такие удивительные слова: «Да приидет царствие Твое, да будет воля Твоя как на небе, так и на земле». О какой воле здесь идет речь? Какова воля Бога о человеке? Однажды, когда ко Христу обратился один юноша с вопросом, называя Его «Учитель благий», Господь ответил ему: «Что ты называешь Меня благим? Никто не благ, кроме как Отец наш небесный». А если Отец небесный благ, то и Его воля о человеке блага. Священное Писание Нового Завета свидетельствует прежде всего о том, что Бог не ищет ничего для Себя. Вот то самое, что сказано апостолом Павлом в так называемом гимне любви: «Любовь не ищет своего». То есть, говоря современным языком, не ищет ничего для себя. Все, чего ищет Бог, именуется «спасение человека». И спасение это осуществляется через то, что мы называем любовью. Это и является ключевым понятием того, что хотел сказать Христос в этой притче, и почему святой Лука сохранил ее на страницах своего Евангелия.
Все Писание Нового Завета, все Евангелия от начала и до конца пронизаны темой любви к ближнему. Соответственно, нельзя понять евангельское повествование, не ответив себе на вопрос: «Что такое любовь? Какова она? В чем она себя выражает?». И каждый, кто хотя бы раз прочитал Евангелие знает если не ответ на этот вопрос, то во всяком случае знает направление, в котором этот ответ искать. У Христа любовь — это не красивое слово и даже не красивое и уникальное учение о любви, это прежде всего конкретные дела. У Христа любовь определяется, обнаруживает себя, являет себя в делах, в том, что Он совершал, а не в том, что Он говорил. И еще один важный момент. Любовь к человеку и любовь к Богу Христос никак не отделяет друг от друга. Однажды Христа спросят, какая самая важная заповедь в Законе. И он ответит: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим — сия есть наибольшая заповедь. Вторая же подобна ей — возлюби ближнего твоего как самого себя». Вот таким уникальным образом Христос в этой двуединой заповеди концентрирует весь смысл завета человека с Богом и никак не разделяет любовь к Богу и любовь к человеку. И отныне, с момента, когда эта фраза прозвучала, никто не может прикрываться своей любовью к Богу, отказывая в любви ближнему. И отныне любовь к ближнему является мерилом того, как я на самом деле люблю Бога. Здесь важно сделать одну оговорку. Действительно, любовь к Богу и любовь к ближнему неразделимы, но, тем не менее, в служении Христа, в Его учении, в его делах нет примеров того, что для Него любовь к Богу и любовь к человеку — одно и то же. Это неверное понимание, потому что оно обязательно приведет либо к очеловечиванию Бога, либо к идолопоклонству в отношении человека. В учении Христа Бог всегда остается Богом, человек всегда остается человеком. И это неверное понимание потому, что во втором случае — идолопоклонства перед человеком — можно найти основания для так называемого гуманизма — любви ко всему человечеству. А для гуманизма любовь ко всему человечеству затмевает собой любовь к конкретному человеку, с его конкретной бедой, с его конкретной нуждой здесь и сейчас. Какой смысл любить всех людей по всему миру, если рядом с тобой кто-то голодает, кто-то нуждается? И ведь любить все человечество намного проще, потому что никаких усилий это от человека не требует, намного легче любить все человечество, потому что это значит не любить никого конкретно. И потому от нас Христос требует любви определенной. И Сам Он, воскрешая ли умершего, исцеляя ли болящего, наставляя ли в притчах или излагая Свое учение всегда обращается к определенному человеку или к конкретной группе людей. Он не изрекает высокомудрые мысли под запись для последующих поколений, Он собирает вокруг себя учеников, собирает местных жителей, собирает стекающийся к нему народ и говорит с ними лицом к лицу. Христа не интересует любовь в общем, умозрительном понимании. Любовь Его лична. Его любовь направлена на ближнего, на того, кто здесь и сейчас, кто рядом. И именно поэтому любовь к ближнему, к личностному человеку и есть мерило любви к Богу, который тоже личность. А любя абстрактное человечество можно любить только абстрактного Бога, да и любить абстрактно. Другой оценки любви к Богу не существует. И, предвидя следующий вопрос, Христос дает нам критерий любви к ближнему. Как, насколько нужно любить? Ответ Его не допускает никаких уловок, никаких толкований, никаких переосмыслений. Как самого себя, говорит Господь. Любовь к себе самому неоспорима, она естественна для человека. Таким образом любовь к самому себе должна быть мерилом любви к ближнему, а любовь к ближнему должна стать мерилом любви к Богу. Следовательно, любовь к Богу должна стать естественной человеку по природе — вот о чем говорит здесь Господь.
Ну и осталось разобраться с главным вопросом, с тем, с которым обратился ко Христу лукавый законник, желая Его искусить: «А кто мой ближний»? Действительно, а где критерий? Разве есть какая-то система, по которой мы могли бы определить: вот этот — ближний человек, а вот этот — дальний? Будь так, не задавал бы законник этот вопрос, не прятался бы за него, не желая следовать заповеди Христа, а Тому не пришлось бы рассказывать эту притчу. И потому Христос дает ответ. Как это часто бывает, Он не выкладывает нам готовую формулу, не пишет рецепт — Он рассказывает целую историю, чтобы сделать ответ наглядным. Главное, что мы видим из притчи — у ближнего нет каких-либо признаков, которыми его можно было бы как ближнего определить. А ведь если бы нас до прочтения этой притчи спросили, кого мы считаем своими ближними, наверняка каждый из нас пошел бы по расширяющемуся кругу, ближе к центру которого были бы родные, потом друзья, затем хорошие знакомые, коллеги по работе и так далее, удаляясь от центра, в котором я сам. Притча дает совершенно иной подход к ответу и, соответственно, совершенно иной ответ. Согласно притче, ближним для меня становится совершенно любой человек, в силу обстоятельств нуждающийся в моей помощи. И я одновременно становлюсь ближним ему. Не случайно Спаситель, заканчивая притчу, незаметно для слушателей изменяет в ответе вектор вопроса. На вопрос «кто мой ближний» Христос заканчивает притчу, спрашивая: «Как думаешь, кто был ближним попавшемуся разбойникам»? Посмотрите далее, кто именно оказал помощь пострадавшему человеку. Прошли мимо священник и левит у которых, кстати сказать, были религиозные основания для помощи потерпевшему. А вот третий, самарянин, без всяких видимых причин помог этому человеку. Он стал ему ближним. Причем Господь подчеркивает его национальную принадлежность — он самарянин, то есть, представитель того народа, с которым иудеи издревле серьезно враждовали. И если вдуматься, то можно представить в образе самарянина прообраз Христа-Спасителя. Он совершил по отношению к конкретному человеку то, что совершил Бог, став человеком, в отношении всех людей. Самарянин ничего не был должен пострадавшему человеку, ничем не был ему обязан, и Бог ничего не должен людям и ничем не обязан им. Но таково проявление любви — она не может сидеть без дела.
Остается последний вопрос, возникающий по прочтении этой притчи. А как же заповеди? Неужели тех заповедей, что дал Господь Моисею на Синайской горе или тех заповедей, что дал Христос в Новом Завете недостаточно? К чему еще притчи и поучения? Но вспомним: священник, имея и зная эти заповеди, прошел мимо. Левит, имея и зная эти заповеди, прошел мимо. А вот самарянин без всяких религиозных предписаний просто помог незнакомому человеку. Дело в том, что заповеди черпают свой смысл и свою силу в любви, но никак не наоборот. Это любовь может сформулировать заповеди, но заповеди никогда не смогут выразить любви. Любовь больше заповедей, ее невозможно разобрать на пункты и изложить ни в десяти заповедях, ни в тысяче. Любовь создает заповеди, она придает им значение и она же может их аннулировать, переступить через них в случае, если они недостаточны для действия любви. Вспомните Евангелие от Матфея, слова Христа о Страшном суде. Вспомните, по каким принципам будет происходить Суд. Там перечислены дела деятельной любви: накормить голодного, напоить алчущего, посетить больного, дать приют страннику. Помочь человеку в ситуации, когда сам себе он помочь не может. Вот почему Господь все заповеди, все собрание иудейского закона выразил в нескольких словах: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и возлюби ближнего твоего как самого себя. Тесные рамки заповедей Ветхого Завета с этого момента сменяются широким полем для действия творческой любви, неограниченное ничем, кроме желания действовать или желания бездействовать. Механическое исполнение заповедей сводится к выбору: выражать действием свою любовь так, как это делал Спаситель, или не выражать. Все остальное — храм, богослужения, закон, пост имеют значение только если они служат главному — деятельной любви. В противном случае мы снова можем столкнуться с ситуацией, с которой столкнулся Господь, когда Он исцелял в субботу, а начальник синагоги предложил использовать для исцеления другие дни, словно любовь действует по расписанию. Религия, в которой нет места для человека с его бедой — никчемна. Она порочит Бога. Она ведет не к Богу, а в лишенный смысла тупик. А заканчивая, вспомним слова блаженного Августина, более всего подходящие к той ситуации, когда человек зачерствел в формальном соблюдении заповедей и в обрядоверии. Августин сказал: «Полюби и делай все, что захочешь. Любовь никогда не позволит себе неправды и никогда тебя не подвигнет на дело, неправое в Очах Божиих».
Аминь.
http://veryu-ne-veryu.org/addons/dops-42
Протоиерей Георгий Митрофанов
Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.
Притча о милосердном самарянине, хорошо знакомая каждому христианину, каждый год, каждое десятилетие, наверное, каждый век приобретает для всего христианского человечества особый смысл. Ибо каждый год, каждое десятилетие и каждый век приближает нас к тем последним временам, когда в мире оскудеет любовь.
И мы сейчас, дорогие братья и сестры, живем в одно из тех времен, когда действительно кажется, что любви становится все меньше и меньше. Тем значимее для всех нас задуматься над этой притчей. Ибо она произносилась только для тех, кто был тогда рядом со Христом, кто испытывал Его, искушал Его, но произносилась она, прежде всего для нас с вами.
Итак, ко Христу приходит законник, фарисей, человек, наверняка, глубоко верующий. Верующий в ветхозаветный закон, но не верующий еще во Христа, сомневающийся в том, что этот скромный Плотник, дерзновенно поучающий учителей народа, знает истину. И подойдя, с таким заведомым желанием уничижить Спасителя, показать перед всеми Его незнание, он задает Ему, искушая Его, как сказано в Евангелии, в общем-то, простой вопрос, ответ на который должны были знать все. Вопрос о том, что есть первая заповедь.
И Христос, зная, что этот человек искушает Его, отвечает просто и безыскусно. Так, как должен ответить любой, смиренно исповедующий веру в Бога ветхозаветный иудей. Он говорит о любви к Богу и о любви к ближнему. И все.
Эта двойная заповедь о любви к Богу и о любви к ближнему, Ветхим Заветом данная, должна была быть известна всем. Но, видимо, Христос так произносит эти простые слова, что законнику, искушавшему Его, становится очень неудобно, очень стыдно. И, желая оправдаться и перед Христом и перед стоящими вокруг людьми, он задает Ему другой вопрос, на который сам-то он знает ответ. Вопрос о том, а кто есть ближний.
Но Спасителю известны мысли каждого человека. Он знает и все то, что происходит в душе законника. Он уже почувствовал, что горделиво пришедший уничижить Его простым вопросом законник, оказался не только посрамлен сейчас перед лицом многих, Он знает, что и в сердце самого законника произошло какое-то серьезное изменение: что он сам вдруг устыдился своего дерзкого вопроса.
И опять, как будто не замечая, что этот вопрос, обращенный к Нему, имеет какой-то скрытый смысл, Спаситель просто рассказывает притчу, всем нам с вами хорошо известную. Но, наверное, не до конца, не в полной мере осознаваемую и понимаемую. Ведь перед нами не просто рассказ о добром человеке.
Некто, ехавший по дороге и попавший в серьезные испытания, подвергшийся нападению разбойников, лежит, и возможно даже истекает кровью. Этот человек, может быть, даже умирает на дороге. Наверное, он из благочестивых иудеев, которые в этот момент, когда он оказался избит, измучен и брошен на дороге, молился Богу о помощи. И вот он видит на дороге священника, затем левита, представителей того самого ветхозаветного духовенства, к которому ветхозаветные иудеи относились с большим почтением, с большим почитанием. Кто, как не они, казалось бы, должны были прийти ему на помощь? Но они проходят мимо.
Эта тема всем нам, христианам, увы, хорошо известна. Наверное, каждый из нас имел случай, возможно, даже не один раз, убедиться в том, что подчас и священник, и дьякон, служащие христианской новозаветной церкви, тоже могут отличаться по своей человеческой немощи таким же бессердечием и бесчувствием, каким отличались их ветхозаветные предшественники. И тоже, наверное, не раз мимо нас проходили священнослужители, к которым мы, возможно, не в столь драматичной ситуации обращали свои взоры. Это вечная тема и вечный укор всем нам, христианам, и в особенности нам, священнослужителям.
Наверняка, исполнившийся уныния и отчаяния человек, только что отвергнутый священником и левитом, увидел на дороге самарянина, увидел неожиданно.
Надо представлять себе, как иудеи относились к самарянам. Ведь самаряне это был народ, который некогда был единым с иудейским народом. Это были те же самые иудеи, которые за несколько веков до описываемых в Евангелии событий, стали вступать в брак с язычниками, и стали исповедовать ветхий закон совсем не так, как это полагалось делать в соответствии с законом Моисея. Иудеи относились к самарянам даже ХУЖЕ, чем к язычникам. Самарянин воспринимался иудеем, как ВРАГ.
И надо думать, что самаряне к иудеям относились не лучшим образом. И вот когда несчастный иудей, видя перед собой заведомого врага, которого его научили ненавидеть, презирать с самого детства, происходит великое чудо. Этот враг, этот чужой ему человек, не только не проходит мимо него, но спасает его, наверное, от неминуемой гибели. Проявляет к нему доброту, милосердие, сострадание, проявляет то, что всегда оказывалось редким в этом отпадшем от Бога мире. И после того, как милосердный самарянин привозит раненого иудея в гостиницу и оставляет его там, обеспечивая всем необходимым, он проявляет еще и дальнейшую заботу, обещая хозяину гостиницы оплатить все те расходы, которые тот будет иметь, ухаживая за немощным человеком.
Рассказав эту, простую на первый взгляд, историю, Спаситель задает законнику очень серьезный вопрос: кто же в таком случае есть ближний его? а ведь законник был подобно всем ветхозаветным иудеям воспитан в убеждении, что ближним иудею может быть только иудей, исповедующий закон. Не язычник и не самарянин, потому что они-то закона не знают, они закон не исповедуют.
И здесь законник вынужден произнести слова, за которые его же собратья, законники и фарисеи, могли бы осудить. Он говорит о том, что ближний это самарянин. И в этих словах по существу может быть происходит первое исповедание этим самым законником, фарисеем, веры во Христа Иисуса. Ибо он пришел искушать Спасителя, а Спаситель открыл ему великую истину, что любовь Божия распространяется на всех людей, что ближние для него это все люди, независимо от того, какой религиозный закон они исповедуют.
И далее, Христос, зная всю ту внутреннюю борьбу, которая происходила в душе этого иудея, говорит о том, что тот должен идти и творить такожде. Поступать точно так же, как самарянин.
Однако эти слова обращены и ко всем нам. Мы ведь очень хорошо все это, вроде бы знаем, но очень плохо все это исполняем. Особенно мы, христиане, которые лучше других знают о том, что без любви к ближнему НЕТ спасения, именно мы очень часто искушаем ближних своих, и очень часто пытаемся разделить ближних своих на тех, кто наш, христианин, и на тех, кто НЕ наш, НЕ христианин.
И мы не думаем, что мы забываем при этом Новый Завет и возвращаемся в Ветхий Завет. Как будто не было Господа Иисуса Христа, но был и остается лишь ветхозаветный Закон, который делит людей на своих и чужих. И так поступаем мы не потому, что глубока и истова наша вера, и мы так хотим любить православных христиан. Мы так поступаем просто потому, что мы вообще мало кого способны любить, мало кого хотим любить. Потому что это очень трудно любить НЕ только христиан, но и НЕ-христиан. И, как правило, НЕ любя почти никого, мы убеждаем себя в том, что мы любим-то тех, кто достоин любви; ближние наши это те, кто с нами. Кто с нами молится, постится, но отнюдь НЕ те, кто НЕ разделяет с нами труда христианской жизни.
А между тем, большинство из нас принадлежит к тем семьям, которые прошли за предыдущие десятилетия очень сложный путь. Случилось так, что богоборческая власть в нашей стране РАЗДЕЛИЛА семьи на христиан и НЕ-христиан, на православных и безбожников. И много было вражды в этих семьях. Но часто НЕ потому, что христиане ревновали о своей вере, а потому что они с легкостью шли по пути безбожников и учились НЕНАВИДЕТЬ.
Много существует дьявольских уловок в лукавом сердце человека, чтобы НЕ быть милосердным самарянином, а быть жестокосердым фарисеем. И очень часто мы изыскиваем самые различные основания для того, чтобы избавить себя от труда милосердия и сострадания. И всякий раз, когда мы пытаемся себя убедить в том, что мы бедны, мы заняты, мы устали, поэтому мы НЕ можем помочь своему ближнему, когда мы НЕ отзываемся на его скорбь, мы должны вспоминать притчу о милосердном самарянине.
Да, к счастью, не каждый день и не всем нам приходится сталкиваться с ситуацией, о которой повествует нам сегодняшнее Евангелие. К счастью, очень редко приходится сталкиваться нам с тем, что перед нами лежит умирающий человек и некому, кроме нас ему помочь. Но ведь в гораздо более простых ситуациях, когда от нас НЕ требуется такое внимание, такая сердечная забота, какая потребовалась от самарянина по отношению к раненому иудею, очень часто в более простых ситуациях мы НЕ делаем практически ничего. Когда от нас требуется даже не какая-то внешняя материальная жертва, а душевное участие, сочувствие человеку, мы проходим МИМО. Потому что мы устали, потому что нам трудно, потому что мы пребываем в житейской суете. И таким образом, мы ПРЕДАЁМ Христа.
Ибо гораздо извинительней было ветхозаветному священнику и левиту пройти мимо их умиравшего пасомого, нежели нам, христианам, которым Христос открыл во всей полноте истину, пытаться НЕ заметить скорби, несчастья нашего ближнего, каким бы он ни был, что бы с ним ни случилось.
Будем помнить об этом, дорогие братья и сестры. И пусть притча о милосердном самарянине сделает нас, христиан, достойными того призвания, которое обратил к нам Спаситель. Пусть в каждом из нас, не обязательно в такой тяжелый момент, о котором повествовалось в сегодняшнем Евангелии, но пусть в каждом из нас каждый день хотя бы иногда проступает тот самый милосердный самарянин, которого Бог поставил перед всеми христианами примером сострадания и милосердия. Аминь.
http://veryu-ne-veryu.org/addons/dops-42Назад в раздел