Филарет Московский о Церкви и государстве

ФИЛАРЕТ МОСКОВСКИЙ О ЦЕРКВИ И ГОСУДАРСТВЕ

«Люби врагов твоих, поражай врагов Отечества, гнушайся врагами Божиими».

«Кто не любит Отечества земного, не может любить Отечество Небесное».

«Худой гражданин земного Отечества и небесного недостоин».

О выборе пути развития страны российское общество рефлексирует со времён Петра I.

Со времен Петра границы Российской Империи становятся абсолютно прозрачными для внешних культурных, и религиозных влияний, ранее сдерживавшихся столь же государственными мерами, сколь и замкнутостью моноязычного поля русского богословия.

С 1701 по 1722 годы Петр Великий пытался снизить авторитет Церкви и установить контроль над ее административно-финансовой деятельностью. Предпосылками к этому стал протест Церкви против происходящего сближения с Западом. Патриарх Московский и Всея Руси был главным политическим конкурентом российского царя-реформатора. Перед царем стояли задачи ликвидировать экономическую и административную автономии Церкви и снизить численность духовенства. В результате реформы Петр открыл для себя возможность вести страну к европеизации.

Царь издал указ об упразднении патриаршества и образовании высшего органа духовенства — Синода. Синод зависел от Петра 1 и представлял собой коллегиальную структуру, состоявшую из епископов. В итоге создание нового органа привело к отмене существования соборов и патриаршества почти на 200 лет. В 1722 году император утвердил должность обер-прокурора, который был обязан осуществлять контроль деятельности Синода. Таким образом, церковная жизнь была полностью подчинена государству.

*****

В XIX веке сформировалось два общественных течения: западники и славянофилы. Их представители озадачились поиском ответов на мучительные вопросы о месте России в мире, её «особом пути» и уникальности души русского народа.

Оба течения возникли как реакция на происходящие в то время исторические события. В Европе под лозунгом «свобода, равенство, братство» отгремели революции, которые привели к падению абсолютизма. А в России, где считали, что Запад переживает деградацию, министр просвещения граф С. С. Уваров предложил новую официальную идеологию — «Православие, самодержавие, народность».

Эти три оплота русской государственности были призваны спасти Россию от тлетворного влияния Запада и сохранить существующий политический режим, где царь и народ едины перед лицом истинной церкви — православной.

Либерально настроенная часть общества не оценила новую идею и весьма критично отреагировала на предложенную Уваровым концепцию.

В это же время публикуется знаменитое философическое письмо П. Я. Чаадаева, которое он написал, будучи под впечатлением от жизни за границей. Этот манифест наделал много шума в обществе. Автора объявили сумасшедшим и упекли под домашний арест.

В своём письме Чаадаев сетует на то, что Россия сбилась с пути и откололась от Европы, выбрав «восточное православие». Страна закостенела в развитии и оказалась вне мировых цивилизаций, ни там, ни тут, словно отрезанный ломоть.

«Исторический опыт для нас не существует; поколения и века протекли без пользы для нас. Глядя на нас, можно было бы сказать, что общий закон человечества отменён по отношению к нам. Одинокие в мире, мы ничего не дали миру, ничему не научили его; мы не внесли ни одной идеи в массу идей человеческих, ничем не содействовали прогрессу человеческого разума, и всё, что нам досталось от этого прогресса, мы исказили».

Спасение Чаадаев видел в перенимании опыта и объединении всех христианских цивилизаций.

Главная проблема, вокруг которой завязалась дискуссия, может быть сформулирована следующим образом: является ли исторический путь России таким же, как и путь Западной Европы, и особенность России заключается лишь в ее отсталости или же у России особый путь и ее культура принадлежит к другому типу? В поисках ответа на этот вопрос сложились альтернативные концепции русской истории.

Общество разделилось на западников и славянофилов. Первые соглашались с Чаадаевым в том, что России нужно примкнуть к Европе, а не противопоставлять себя ей. Вторые говорили о самобытности, особенном историческом пути России и порицали «ненужные заимствования» у Европы.

Западники отстаивали индивидуализм и свободу личности. Они видели в буржуазной Европе идеал, к которому нужно стремиться, а в отсталости России винили чрезмерную религиозность и монархизм.

Славянофилы считали, что русскому народу присуща общинность и соборность, ратовали за его «духовную особенность» перед остальным миром. По их мнению, следование европейской модели и «предрассудкам западной цивилизации» губительно для России.

И. В. Киреевский, изучая и сопоставляя мировоззрение Восточных отцов Церкви и западных философов, отмечал у византийских богословов внутреннюю цельность духа как основу жизни, а на Западе – раздвоенность. Вместе с христианством тип византийской духовности был освоен русским народом и определил самобытность его мышления. Для русского человека стремление к цельности внутреннего и внешнего бытия, память об отношении временной, земной жизни к вечной составляли основу его взглядов на жизнь и определяли его поведение. Вопрос о приоритете веры или рассудка стал одним из важнейших, в котором славянофилы видели различие между Россией и Западом. Развитие рационалистических взглядов на жизнь, привело к охлаждению в Западной Европе религиозного чувства, привело к материалистическому мировоззрению, атеизму и эгоизму. В образованности и воспитании на первом месте, по мнению славянофилов, должна стоять духовная цельность человека. Будущее общества зависит от глубины веры, правильности мыслей народа и направления его ума. И. В. Киреевский желал, чтобы в России основы духовной жизни, которые хранит Православная Церковь, господствовали над европейским просвещением, не вытесняя его, но, дали бы ему высший смысл и развитие.

Славянофилы — это то направление русской мысли, которое вернуло ей теоцентричный тип мышления. То есть мышление, основа которого — представление о бытии Божием и о Его Промысле. Все происходящее в земной жизни рассматривается с позиций Жизни Вечной. Для западников же, при всех их колоссальных различиях, было характерно антропоцентричное мышление. То есть в основе всего — человек, причем не в вечной, а в земной перспективе.

Такое разделение, конечно, возникло не случайно. В Средние века и русская цивилизация, и европейская были теоцентричными. Тема богообщения, спасения была смысловым стержнем их существования. Однако начиная с какого-то этапа — историки называют этот момент Новым временем — стержень европейской цивилизации изменился. Запад из теоцентричного становится антропоцентричным. Гуманизм, Ренессанс, «человек — мера всех вещей», политика, интерес к собственному телу, медицина, естествознание, обустройство земной жизни — вот что вышло на первый план. Бог не был изгнан из этой цивилизации, но Он стал лишь «одним из», то есть важным, но не единственным и даже не самым главным фактором, обусловливающим эту культуру.

В России, начиная с времен Петра Первого, тоже разрушается теоцентричная цивилизация, но на смену ей приходит цивилизация не антропоцентричная, а властецентричная. Власть, могущество государства становится предельной ценностью. Затем, особенно начиная со второй половины XVIII века, находясь в тесном контакте с мыслью европейского Просвещения, русская культура (вернее, культура русской интеллектуальной элиты) становится западноподобной, то есть антропоцентричной.

Что же касается социальных аспектов, то славянофилы сделали очень важную вещь — они сказали: господа, мы не какая-то отсталая часть Европы, у нас нет задержки в развитии. Мы самоценные, у нас есть свой национальный характер, своя историческая миссия. У других она тоже есть, но она есть и у нас. Не надо смотреть на нас сверху вниз, и мы на вас не будем. При этом мы относимся к себе, к своему прошлому и настоящему предельно жестко, критично, у нас много неправильного, и мы хотим это исправить.

*****

Со времён Петра I в России происходило соединение Православной церкви с государственным аппаратом, что снижало её авторитет в глазах народа. Светский характер культуры XVIII в., распространение идей Просвещения и вольнодумия также ослабляли связи с Церковью образованных людей. Но во второй четверти XIX в. произошло оживление религиозной жизни в русском обществе. Свою роль в этом сыграли философские размышления славянофилов о роли православия в жизни России. Не меньшее значение имело и стремление духовенства обрести роль духовного просветителя и наставника для всех сословий.

Важную просветительскую миссию Православной церкви выполнял московский митрополит Филарет (Дроздов; 1782-1867). Он из церковной семьи, отец совмещал служение в церкви с преподаванием в Коломенской семинарии, Филарет (тогда еще Василий) закончил семинарию Троицкой Лавры, в которой потом и преподавал, затем перешел в Духовную Академию. В 1808 году Василий Дроздов был пострижен в монахи, быстро был возведен в чин епископа, затем архиепископа. В 1821 году был вызван в Москву, где занял кафедру первосвятителей.

Служба в Духовной академии ознаменовалась началом глобального труда, который стал делом всей жизни Филарета, – перевод на русский язык Библии. Толчком послужили метания русского общества в эпоху правления Александра I, ситуацию усложнила и война с французами. Люди искали поддержку и правду в книгах, написанных западными богословами и мистиками.

Святитель принял московскую кафедру в сложное время, когда правительственные круги вместе с императором были охвачены нездоровыми мистическими идеями, побуждавшими искать единую внеконфессиональную христианскую истину без Православной Церкви. Вольнодумство считалось хорошим тоном в среде образованных людей, а православная Церковь этими же людьми воспринималась едва ли не как досадный пережиток прошлого. Филарет не осуждал их «сплеча», он считал, что увлечение мистикой отчасти было знаком духовной жажды человеческих душ. И в 1819 году он начал главный, самый драматический труд своей жизни — перевод Священного Писания на русский язык с церковнославянского для утоления «глада слышания слова Божия» и «для споспешествования истинному просвещению духовенства и православного народа». Идея создания русской Библии встретила множество препон. Даже духовенство оказывало сопротивление из опасений, что чтение Библии по-русски может вызвать лжетолкования Слова Божия и породить новые ереси и секты, или что «Слово Божие низведут на степень слова человеческого». Неграмотное простонародье предавалось суевериям, вроде того, что чтение Библии сводит с ума — все это приходилось преодолевать святителю Филарету. Несмотря на помехи, он собрал команду переводчиков, сам же трудился над Евангелием от Иоанна. В 1819 году напечатали Четвероевангелие, но это было только начало. Полная русская Библия вышла уже после его кончины.

А свой знаменитый Катехизис, по которому потом училась вся Россия, он составил по поручению Святейшего Синода уже в 1822 году.

Московской епархией Филарет руководил почти 50 лет. Во главе своей работы ставил литургии. Даже в преклонном возрасте, когда болячки не давали спокойно жить, не пропускал ни одно воскресенье. Биограф митрополита отмечал его тихий голос, красивый и молитвенный.

*****

Эпоха имперской мощи России завершилась со смертью Николая I и поражением русской армии в Восточной войне 1853-1856 гг. С воцарением Александра II начиналась новая эпоха, которую позднее одни назовут «Смутным временем», другие - Великими реформами, третьи – «вынужденными уступками царизма». Коронация будущего Царя Освободителя началось 26 августа 1856 г. с приветственного слова митрополита Филарета, уже маститого старца: «Молитвою любви и надежды напутствует Тебя Россия. С молитвою любви и надежды приемлет Тебя Церковь». А далее, в приветственном слове первым делом царя митрополит назвал следование всегда верному направлению «ко благу общественному».

Для России первым и самым важным делом становится проведение коренных преобразований во всех сферах жизни, долженствующих преодолеть ее отставание от более развитых стран Западной Европы, что с очевидностью проявилось в годы Восточной войны. И молодой император, несмотря на свои сдержанно консервативные убеждения, был вынужден приступить к выработке плана подлинной «революции сверху». Главной и самой трудной задачей власти стала ликвидация крепостного права, которое препятствовало переустройству русского общества и государства на капиталистической основе. В начавшейся эпохе оттепели и гласности стало возможным поднять вопрос и о преобразованиях в церковной жизни страны.

Едва получив возможность сказать свободное слово, считавшаяся «застойной» и «казенной», Русская Церковь активизировалась., священники стали предлагать различные проекты преобразований. Отношение митрополита Филарета к таким проектам было сдержанным. Он ясно видел, насколько упрочились те отношения между государством и Церковью, при которых последняя становилась просто ведомством греко-русского исповедания. Такую успевшую закоснеть традицию могла бы изменить только более мощная сила, идущая изнутри самой Церкви, но он не верил, что его современники способны проявить такую силу.

Митрополит Филарет принимал активное участие в политической жизни страны. Император Александр II поручил ему провести окончательную редакцию Манифеста 1861 года об освобождении крестьян от крепостной зависимости. Сам Филарет к реформе относился настороженно, опасаясь, что без должной подготовки она может спровоцировать губительные для общества и государства последствия. «Ревнители истинного просвещения должны поднимать дух народа из рабской низости и духовного оцепенения к свободному раскрытию его способностей и сил, но в то же время утверждать его в повиновении законам и властям, от Бога поставленным, и охранять от своеволия, которое есть сумасшествие свободы». Однако из послушания светским властям Филарет работал над обращением царя к крестьянам. И именно этот труд породил еще большую народную любовь к священнику.

Принцип повиновения государственной власти для святителя имеет общее значение, и поэтому отказ в этом повиновении со стороны христиан как граждан на основании того, что власть предержащие не исповедуют их веры или даже враждебны ей, никогда не может считаться нормой. В случаях, когда государственная власть поступает несогласно с нравственными требованиями, Церковь имеет обязанность и право протестовать и повлиять на государственную власть, чтобы она оставила губительное направление; но государственная власть как может принять, так может и отвергнуть влияние Церкви и действовать совершенно самостоятельно, а Церковь должна удовлетвориться тем, что исполнила свой долг, и терпеливо переносить действие закона, нарушающего вечную правду, пока ненормальное состояние продолжается в государстве (будь то три века в Империи древней или семь десятилетий в стране Советской).

Его хотели видеть искренним почитателем Государя и верноподданным, и он сам всей душой хотел таковым быть. Но когда приходил час выбора между верностью Царю Небесному с послушанием царю земному по причине неправд последнего, он всегда выбирал послушность Царю Небесному.

Например, Филарет наотрез отказался освещать построенные Николаем I Триумфальные ворота в честь победы в Отечественной войне. Священник заявил, что не собирается «окроплять святой водой изваяния, представляющие языческие лжебожества». Народ был восхищен дерзостью Филарета, назвав поступок исповедническим подвигом.

*****

Касаясь вопроса об отношении церкви к государству, святитель не разбирает каких-либо юридических теорий относительно этого предмета, но рассматривает только ту форму отношений церкви к государству, практическое осуществлении которой он желал видеть. Эта форма есть тесный союз или, как выражается святитель, единство и гармония церкви и государства. Такой тесный союз церкви и государства митрополит Филарет признавал не только полезным для той и другой стороны, но и наиболее соответствующим существу природы двух институтов – церковного и государственного. «Да, есть в том польза, – говорит святитель в одной из своих проповедей, – когда алтарь и престол союзны: но не взаимная польза есть первое основание союза их, а самостоятельная истина, поддерживающая тот и другой». Как следствие союза с церковью, у христианского государства должны появиться по мнению Филарета, в числе других его обязанностей по отношению к церкви, и обязанность охраны и защиты церкви, затем – попечительства о внешнем благе её и, наконец, покровительства ей в сравнении с другими вероисповеданиями. Лучших отношений между церковью и государством митрополит Филарет не желал видеть и в России.

Единственным блюстителем гармонии и единства отношений между церковью и государством в России, основанных на обоюдной взаимопомощи, является, по представлению святителя, Государь. Отношение Государя к церкви должно состоять в том, что он, как избранник и помазанник Божий, обязан быть защитником церкви. «Россия есть единственное государство в Европе, в котором и правительство, и народ вполне признают, что «несть власть, аще не от Бога». Государь всю законность свою получает от церковного помазания, из чего вытекает, что положение церкви и отношение её к государственной власти не сходно с положением церквей в государствах католических и протестантских: Царь есть природный защитник и покровитель церкви православной».

Тесный союз алтаря и престола, церкви и государства и обоюдная польза, проистекающая отсюда для того и другого института, по мнению м. Филарета, служит достаточным основанием для того, чтобы устранять всякую мысль о проведении на практике принципа полной свободы вероисповедания. Митрополит Филарет находил неудобным применять в церкви полную свободу вероисповедания или, по выражению его, «избыточествующую веротерпимость». Мысль о веротерпимости он называл «благовидною, но только справедливою тогда и точно определены её предмет и пределы».

Веротерпимость, по Филарету, прежде всего, не есть свобода пропаганды. Характер православно-христианской веротерпимости он так определяет: «наша церковь – единая, истинная, апостольская церковь, все прочие христианские и философские верования признаёт за раскол и ереси. Свобода обращать отныне в России нехристианские племена в то или другое вероисповедание рушит основное учение православной, греко-российской, восточной, истинно-Христовой церкви: эта мера, не скажу терпимости, а безверия... упрочит, усилит и вновь породит расколы. Терпимость, значит, не согласие на «всео6ращения», не признание ересей, а только «отсутствие гонений, допущение иноверцам пребывать в своей природной религии, коснеть в заблуждениях: доколе не сварит их свет благодати, – квакер ли это или еврей, гернгутер или мусульманин, папежник или язычник»

«Что есть государство? Некоторый участок во всеобщем владычестве Вседержителя, отделенный по наружности, но невидимой властью сопряженный с единством всецелого. Итак, чем постояннее оно удерживает себя в союзе верховного Правителя мира соблюдением Его закона, благочестием и добродетелью, тем точнее входит во всеобщий порядок Его правления, тем несомненнее покровительствуется Им, тем обильнее приемлет от Него силы к своему сохранению и совершенствованию. Оставив Бога, оно может быть на некоторое время оставлено самому себе, по закону долготерпения, или в ожидании его исправления, или в орудие наказания для других, или до исполнения меры его беззаконий, но вскоре поражается правосудием, как возмутительная область Божией державы.

Что есть государство? Союз свободных нравственных существ, соединяющихся между собою, с пожертвованием частью своей свободы для охранения и утверждения общими силами закона нравственности, который составляет необходимость их бытия. Законы гражданские суть не что иное, как примененные к особым случаям истолкования сего закона и ограды, поставленные против его нарушения.

Итак, где священный закон нравственности непоколебимо утвержден в сердцах воспитанием, верою, здравым, неискаженным учением и уважаемыми примерами предков, там сохраняют верность к Отечеству и тогда, когда никто не стережет ее, жертвуют ему собственностью и собой без побуждений воздаяния или славы, там умирают за законы тогда, как не опасаются умереть от законов, и когда могли бы сохранить жизнь их нарушением. Если же закон, живущий в сердцах, изгоняется ложным просвещением и необузданной чувственностью, нет жизни в законах писаных, повеления не имеют уважения, исполнение – доверия; своеволие идет рядом с угнетением, и оба приближают общество к падению».

Всё сказанное здесь, безусловно, имеет самое непосредственное отношение и ко всей последующей истории России, являясь особенно актуальным как раз в наше время – на путях поисков ею будущих путей своего государственного возрождения.

*****

М. Филарет слишком внятно и твердо напоминал о церковной независимости и свободе, напоминал о пределах государства. И в этом резко и непримиримо расходился со своей эпохой, со всем государственным самоопределением новой, Петербургской России.

У Филарета была своя государственная теория, теория священного царства. И в ней не было и не могло быть места для начал государственного верховенства. Именно потому, что сущие власти от Бога учинены суть, и государи властвуют милостию Божией, Царство имеет характер всецело подчиненный и служебный. «Государство, как государство, не подчинено Церкви», и потому служителям Церкви еще в Апостольских правилах строго возбраняется «вдаваться в народные управления». Не извне, но изнутри христианское государство должно быть связано Законом Божиим и церковным уставом. В представлении М. Филарета государство есть нравственный союз, «союз свободных нравственных существ», и союз, обоснованный на взаимном служении и любви, — «некоторый участок во всеобщем владычестве Вседержителя, отделенный по наружности, но невидимою властно сопряженный с единством всецелого»...

В христианском государе Филарет видел Помазанника Божия, и перед знамением Божия благоволения благоговейно склонялся. «Государь всю законность свою получает от церковного помазания», т. е. в Церкви и через Церковь. Здесь Царство склоняется перед Священством и приемлет на себя обет церковного служения и послушания. И этим определяется место Государя в Церкви, его право на участие в делах церковных. Он имеет его не в порядке самодержавия и власти, но именно в порядке послушания и обета. И это право не распространяется и не переходит на органы государственного управления, и между Государем и Церковью не может и не должно быть никакого средостения и посредства. Помазуется Государь, но не государство. В Церковь входит Государь, но государство, как таковое, остается вне Церкви. И потому не имеет в Церкви никаких прав и полномочий. Никак и никогда не может оно быть ни источником, ни органом церковного законодательства и управления.

В своем внутреннем устроении Церковь совершенно независима, и не нуждается в помощи и защите мирской власти, — «не боится алтарь падения и без сего покровительства». Ибо Церковь управляется самим Христом, распределяющим и осуществляющим «собственное епископство душ» чрез апостольское священноначалие, которое «не сходствует ни с одним родом правления мирского».

В Церкви есть свое собственное и неприкосновенное законодательство, сила и полномочия которого превышают всякую земную меру. «Иисус Христос не начертал для нее в слове Своем подробного и единообразного постановления, дабы царство Его не показалось сущим от миpa сего»…

У Церкви есть свой особый образ действия —в молитве, в служении таинств, в назидании и пастырском попечении. И для действительного воздействия на общественную жизнь, для ее действительного воцерковления, по мысли М. Филарета, совсем не нужно вмешательства иерархии в мирские дела, — «не столько нужно то, чтобы епископ заседал в правительственном собрании вельмож, сколько то, чтобы вельможи и благородные мужи чаще и усерднее вместе с епископом окружали алтарь Господень»...

Со всею определенностью М. Филарет всегда проводил твердую грань между государственным и церковными порядками. Конечно, он не требовал и не желал отделения Церкви от Государства, ибо в действительности это было бы отделением Государства от Церкви, его удалением от Церкви в произвол мирской суеты. Но с тем вместе всегда резко подчеркивал совершенную разнородность и особенность Государства и Церкви. Церковь не может быть в Государстве, и Государство не должно быть в Церкви, — «единство и гармония» между ними должны осуществляться в единстве творческого осуществления заповедей Божиих.

Нетрудно понять, как далек и чужд был такой образ мыслей для государственных деятелей того времени, и каким притязательным и жестким казался он им. Филарет не верил в силу обличений и порицаний. Внешним формам жизни он не придавал большого значения, — «нужно не какое-либо преобразование, а выбор людей и надзор», говорил он. И прежде всего нужен внутренний творческий подъем, собирание и обновление духовных сил. Нужно усиление творческой активности, укреплениe и усиление церковной и пастырской свободы.

Из проповеди: «Житие наше на небесех есть. И если между тем устрашают нас превратности жизни временной, озабочивают нужды жизни телесной, возмущают искушения плоти, да возводим взоры наши от темной и коловратной земли к светлому и неподвижному небу, отонудуже и Спасителя ждем, Господа нашего Иисуса Христа, Который и превратности времени, и нужды тела, и искушения плоти окончательно прекратит, когда преобразит тело смирения нашего, яко быти сему сообразну телу славы Его, что предначал Он для нас, и в чем обнадеживает нас Своим преображением, воскресением, вознесением.»

Митрополит Филарет с горечью признавал, что «количество погрешностей и неосторожностей, накопленных не одним уже веком, едва ли не превышает силы и средства исправления»... Филарет не был человеком борьбы, и тяготился «пребыванием в молве и попечениях града и дел человеческих». Он жил ожиданием «того вечно безопасного града, из которого не нужно будет убегать ни в какую пустыню». Ему хотелось удалиться, и вне мятежа дел молиться о милости и долготерпении Божием, о «защите свыше».

*****

Проблема свободы, ставшая фетишем для либералов и революционеров, также занимала митрополита Филарета, который осмыслял ее с православных позиций. В проповеди от 25 июня 1851 г. он сказал: «Некоторые под именем свободы хотят понимать способность и невозбранность делать все, что хочешь. Это мечта, и мечта не просто несбыточная и нелепая, но беззаконная и пагубная». И тут же предлагает свое понимание: «Любомудрие учит, что свобода есть способность и невозбранность разумно избирать и делать лучшее, и что она по естеству есть достояние каждого человека». Далее святитель раскрывает православное понимание этого явления: «Наблюдение над людьми и обществами человеческими показывает, что люди, более попустившие себя в сие внутреннее, нравственное рабство – в рабство грехам, страстям, порокам – чаще других являются ревнителями внешней свободы, сколь возможно расширенной свободы в обществе человеческом пред законом и властью. Но расширение внешней свободы будет ли способствовать им к освобождению от рабства внутреннего? Нет причины так думать. С большею вероятностию опасаться должно противного». Как не вспомнить здесь печальный опыт России в 1990-е годы, когда кумиром общества и власти стала именно внешняя свобода…

*****

Митрополит Филарет всегда и во всем занимал очень взвешенную позицию.

Так, в ответ на запрос из Государственного Совета, где предполагалось обсуждение вопроса о «вредности современных идей», святитель в письме от 27 августа 1858 г. пишет: «Воюют против современных идей. Да разве идеи Православия и нравственности уже не суть современные? Разве они остались только в прошедших временах? Разве уже все мы язычники до одного? Не время виновато, а мысли неправославные и безнравственные, распространяемые некоторыми людьми. Итак, надобно воевать против мыслей неправославных и безнравственных, а не против современных»

Святитель Филарет «всегда, насколько это было возможным, старался устранить попытки вовлечения Церкви в политическую деятельность.

Очень осторожно он относился ко всяческим переменам. Долгий опыт жизни убедил его в том, что зачастую благие намерения людей приводят их к прямо противоположным результатам.

«Усиленное стремление к преобразованиям, неограниченная, но неопытная свобода слова и гласность произвели столько разнообразных воззрений на предметы, что трудно между ними найти и отделить лучшее и привести разногласие к единству. Было бы осторожно как можно менее колебать, что стоит твердо, чтобы перестроение не обратить в разрушение. Бог да просветит тех, кому суждено из разнообразия мнений извлечь твердую истину». Это скорее позиция консервативного реформатора. По выражению протоиерея Георгия Флоровского, святитель Филарет неизменно «предпочитал малые дела широким планам и громким словам».

Во дни святителя Филарета русское общество жило уже не древним русским церковным бытом, а бытом, основанным на европейской расцерковленной, вполне светской культуре, бытом, который уже не был ориентирован на нормы и ценности христианской жизни. Однако святитель никогда не призывал ни вернуться к прошлому, ни преобразовать все в будущем, но стремился найти ответ на вопрос, как быть христианином сегодня, в тех условиях жизни, в какие мы поставлены временем.

В дискуссию западников и славянофилов он в явном виде не вступал (как вообще старался не участвовать ни в каких дискуссиях), но, безусловно, направление его мыслей соответствовало позиции славянофилов. Так, он не уставал подчеркивать превосходство православной самодержавной России перед «шатающимися языцами» Европы.

*****

Святитель Филарет (Дроздов), митрополит Московский и Коломенский, — человек-эпоха. По словам историка Н.П. Гилярова, «он не выражал свое время, а руководил время», принимая участие в важнейших событиях государственной жизни, направляя отечественное богословие и определяя направление церковной жизни «не саном или местом служения, а исключительно влиянием своей нравственной силы».

*****

Противостояние идей славянофилов и западников не исчезало в последующие эпохи, временами затихая или обостряясь вновь. В современной России это противостояние проявляется очень заметно со времен перестройки. В вопросах о путях развития России западники не предложили ничего нового по сравнению с тем, что они видели в Европе. Западников, как и прежде, характеризует преклонение перед Западом, некритическое отношение к западному образу жизни.

В 90-е годы Россия сделала попытку войти в западное «общество потребления», но что-то пошло не так. Запад, на наше счастье, отказался видеть в России полноправного партнера, и мы, наконец, поняли, что держаться надо своего менталитета, что мы – ОТДЕЛЬНАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ. Теперь это понимание нужно отстоять, что непросто в условиях глобализации, когда весь мир стремятся подстричь «под одну гребенку».

Галина Руссо.

Конспект лекции по курсу "Патрология"

Назад в раздел