Марина зябко поежилась и достала теплую кофту: сильно работал кондиционер. Правда, ехать в израильском новехоньком автобусе было гораздо удобнее, чем в предыдущем дряхлом египетском, даже спинки сидений в котором были сломаны и не фиксировались.
Экскурсовод Регина, полная, высокая блондинка, время от времени что-то вещала в громкоговоритель, при этом широко улыбалась, обнажая очень крупные белоснежные зубы, но Марина почти не слушала ее – она много читала о Святой Земле и, наверное, сама могла бы провести экскурсию.
На другом берегу моря множеством огней звала к себе Иордания. Марина достала Псалтирь и стала медленно читать – было здорово молиться в таком путешествии. Эта поездка привлекла ее возможностью во время отдыха в Египте посетить Святую Землю, своими глазами увидеть Гефсиманский сад, и храм Гроба Господня, и базилику Рождества Христова.
– Мам, сейчас остановка будет у лавки косметики Мертвого моря. Дай мне деньги! И убери книгу – ты сюда, что, читать поехала?!
Марина вздохнула: дочка Катя поехала точно не ради святых мест, а ради пляжного отдыха. Ей хотелось увидеть, как гласил рекламный проспект, красоту Нила во время разлива и зелень полей орошения, небольшие тысячелетние египетские деревеньки, прячущиеся в тени пальм от палящего солнца, и яркий подводный мир Хургады.
Пока Кате ничего не нравилось – ни специфический запах Мертвого моря, ни его маслянистая вода, не радовала ее и перспектива увидеть святые места.
Как раз перед путешествием соседка Тамара сказала Марине: «И зачем тебе такие большие деньги тратить на эту поездку?! Святая Земля… Вот какой толк, Маринка, от твоей веры?! Вот что ты столько лет в церковь таскаешься?! Особое богатство нажила, что ли? Или здоровье особенное? И дочери покоя не давала – за собой всё таскала! А дети-то умнее нас с тобой: вон, твоя Катька подросла, институт окончила, поумнела – и перестала с тобой ходить! Моя Танька никогда в храме не была – и не ходит, и твоя всё детство там провела – и не ходит… Толку и было её водить…»
Сейчас и сама Марина думала: «Значит, правда, всё зря…»
Дочь отдалилась от нее в последнее время. Марина не помнила уже, когда они сидели, как раньше, взявшись за руки, и рассказывали друг другу самое сокровенное.
Всё зря. И Рождественские елки, и самодельные ясли, и детские спектакли… И эти чудесные вечера, когда они спешили на всенощную, и мела метель, и она кутала Катюшку в толстую шаль, а потом они попадали в уют и тепло родного храма, где так ласково светились разноцветные лампадки, и пахло ладаном, и святые лики с икон встречали их как родных… В окна бил снег, а здесь было – прибежище от всех вьюг и ветров: зимних и житейских. Пристанище. Корабль спасения. Она и сейчас это чувствовала. Почему же дочка утратила это чувство, почему потеряла свою крепкую детскую веру?
Марина не знала ответа на этот вопрос. Прочитала у кого-то из отцов утешительную мысль: выросший в вере ребенок в трудных жизненных обстоятельствах будет знать, где находится спасительная дверь. Это немного утешало. Не до конца.
Автобус мягко дрогнул, замер. Женщины замелькали пестрым, нарядным: все ринулись в лавку косметики из солей и грязей Мертвого моря. Марина вышла, размяла ноги, постояла у автобуса.
Возвращались недовольные: все многочисленные товары можно было купить в Москве в специализированном магазине гораздо дешевле.
Катя ничего не стала покупать. Она задумчиво смотрела в окно на огни Иордании и молчала.
Марина снова вздохнула: нужно было ехать на Святую Землю не с туристической группой, а с паломнической… Туристы в автобусе громко переговаривались, демонстрировали друг другу покупки – куски мыла за 10 долларов и другие полезные приобретения – и почти не слушали Регину. Та возвысила голос, пытаясь привлечь внимание:
– С обзорной площадки Масличной горы, у которой будет первая остановка, Иерусалим виден как на ладони. Нас ожидает также посещение монастыря святой Марии Магдалины, который расположен на Масличной (Елеонской) горе в Гефсиманском саду. В монастыре покоятся мощи преподобномучениц великой княгини Елисаветы Феодоровны и ее келейницы инокини Варвары.
Сидящая сзади девушка громко спросила:
– А монастырь мужской или женский?
– Женский.
Спереди насмешливый мужской бас прокомментировал:
– Девушку, пожалуйста, отвезите в мужской, а нас с Колей женский впо-о-лне устроит! А монашки там красивые? Они обрадуются мужчинам в самом расцвете сил?
Марина почувствовала, как кровь приливает к щекам. Ей захотелось сказать что-то этим молодым людям, чтобы пропало их игривое настроение, чтобы они хотя бы попробовали ощутить благодать этих мест. Хотела сказать, что даже просто ехать здесь нужно с молитвой. Но смолчала. Посмотрела на дочку: Катюша нахмурилась – видимо, ей тоже не понравилась глумливая насмешка молодых людей.
Девушка сзади не унималась:
– А кто такая Магдалина?
Регина опять улыбнулась профессиональной широкой улыбкой, демонстрируя свои крупные зубы, и ответила:
– Монашки – обязательно красивые! А Магдалина – разве вы не знаете? Это женщина Христа!
Марина вспыхнула. Оглянулась по сторонам: пассажиры автобуса улыбались, молодые люди впереди смеялись. Марина стала подниматься с сиденья, чтобы сказать… – она не знала, что скажет, знала только, что должна, обязана как-то прекратить этот смех, эти улыбки, опровергнуть эту хулу на Господа.
Внезапно она услышала звенящий голосок дочери:
Не смейте в моем присутствии так говорить! Я вам не позволю! Мария Магдалина – ученица Господа нашего Иисуса Христа!
– Не смейте! Не смейте в моем присутствии так говорить! Я вам не позволю! Мария Магдалина – это мироносица, это ученица Господа нашего Иисуса Христа! Вот она кто!
Катя стояла, выпрямившись во весь рост, и обводила всех смеющихся таким властным взглядом, что смех мгновенно стих. Никто не посмел возразить девушке: такая сила и власть были в этот момент в ее словах и взгляде.
Регина стушевалась, прекратила улыбаться и села на место. Замолчали и молодые люди.
Катя постояла еще минуту и села. В автобусе воцарилась полная тишина. Был слышен только шорох колес о шоссе и движение воздуха, рассекаемого плавным ходом автобуса.
Марина взяла руку дочери в свои руки: она немного дрожала. Марина подвинулась и обняла Катюшу, та прижалась к матери, потом положила голову ей на плечо. Когда Марина уже почти успокоилась, Катя тихо сказала ей на ухо:
Мам, ты не думай – я всё помню: и Рождество, и лампадки, и как мы с тобой причащались – всё!
– Мам, знаешь, мы вернемся домой – и снова в храм сходим! Ты не думай – я всё помню: и Рождество, и лампадки, и как мы с тобой причащались – всё! Не знаю, почему так долго в храм не ходила… Какое-то прям помрачение… А вот сейчас им всё высказала – и поняла: я верю по-прежнему! Как будто туман какой-то в голове рассеялся – и всё стало ясно!
Марина подумала про себя: «Это потому, доченька, что ты исповедала Господа нашего Иисуса Христа. И сделала это смелее, чем могла бы я сама…»
Так она подумала, а вслух сказала:
– Конечно, снова вместе будем ходить!
Регина опять начала что-то громко рассказывать, а пассажиры – переговариваться между собой. Автобус мчался вперед, на Святую Землю, а Марина с дочкой так и сидели, крепко держась за руки.