Материалы


Святой и храбрый князь здесь телом почивает

Святый и храбрый князь здесь телом почивает


Мощи святого Александра Невского хранятся в Санкт-Петербурге с 1724 года. Город они с тех пор почти не покидали, но это не значит, что святыня не пережила ряд исторических перипетий. Об этом мы беседуем с доктором исторических наук Романом Соколовым.

Первое вскрытие

— Роман Александрович, если кто-то станет интересоваться вопросом подлинности мощей святого Александра Невского, что он может узнать?

— Прежде всего я хотел бы обратить внимание на то, что, по церковной традиции, святыми мощами считаются останки святого в любом состоянии, совсем не обязательно они должны быть нетленными. Об этом неоднократно упоминалось в научных трудах, например у Евгения Голубинского. В греческой традиции мощи — это вообще исключительно костные останки, вопрос нетленности даже не стоит. На Афоне, как известно, через несколько лет после смерти насельника его останки эксгумируют, тщательно обмывают и помещают в специальные хранилища — костницы. Мощи Александра Невского были извлечены из-под спуда после Куликовской битвы, помещены в раку и установлены в Рождественском соборе одноименного монастыря во Владимире. Находились они там до 1723 года, когда Петр Первый инициировал их перенос в Санкт-Петербург. Как и почему это происходило — отдельный разговор. Об этом сейчас я говорить не буду, а акцентирую внимание на том, что в течение столетий, когда мощи находились в Рождественском соборе, они не однажды страдали от пожаров, и эти факты задокументированы. В источниках эта информация имеется, никаких открытий в последние годы не было. Одно открытие, правда, есть, об этом позже, но то, что мощи страдали от пожара, — совершенно не новость. В 1723-1724 годах мощи были перенесены в Санкт-Петербург, перед этим было произведено их освидетельствование. Материалов, касающихся этого вопроса, в широком доступе пока нет, но, думаю, в ближайшее время они будут опубликованы. В любом случае, материалы есть в архивах XVIII века.
Следующий момент связан с 1917 годом. После Февральской революции обстановка в стране была нестабильной, начались неудачи на фронтах Первой мировой войны, и Синод задумался об эвакуации самых больших ценностей — в первую очередь святынь — из Петрограда. Было решено провести освидетельствование мощей святого Александра Невского, поскольку даже высшие церковные иерархи не знали, что же находится в этой елизаветинской раке. Было произведено вскрытие, проводилось оно тайно.

— И что же они обнаружили?

— Были обнаружены костные останки Александра Невского, вмонтированные в макет его фигуры. Череп, к примеру, был изготовлен из воска, и в него была вставлена височная кость. О том, как всё происходило, сохранились воспоминания религиозного и общественного деятеля тех лет Сергея Платоновича Каблукова (1881–1919), который из первых уст это узнал. Было принято решение всё лишнее из раки удалить, оставить там только то, что должно быть, то есть кости.

— Зачем нужно было «дополнять» останки?

— Точного ответа нет. Очевидно, в какое-то не известное нам время пошли на поводу у народных представлений о том, что мощи — это нетленное тело, и решили сформировать некий «каркас».


Вскрытие раки с мощами св. блгв. кн. Александра Невского (1922г., ЦГАКФФД)

— Читала, что в католической традиции было принято формировать фигуру из воска и включать в нее костные останки.

— Вполне возможно. Во всяком случае, это не единственный эпизод с восковой головой, о котором мне доводилось слышать. Итак, воск из раки святого Александра Невского был расплавлен и использован для богослужебных целей: для освящения престола, другие посторонние предметы из раки также удалили. Об этом есть документальная запись. Гипотезу, что мощи были вскрыты для подготовки к эвакуации, подтверждает то, что они были переложены в кипарисовый ларец, который при необходимости достаточно легко было транспортировать. Во время вскрытия была обнаружена записка, датированная 1681 годом. В ней сообщалось, что в этот год после церковного пожара, когда погорели все иконы, останки были переложены в раку. Это своего рода акт, подтверждающий, что к мощам после пожара отнеслись добросовестно. Вскрытие мощей в 1917 году, как я уже говорил, было тайным: слесарь-мирянин полностью всё подготовил, после чего из храма вышел — очевидно, с него взяли обещание о неразглашении, — после чего духовенством рака была вскрыта. Потом таким же образом всё было запечатано, при этом записку 1681 года решено было вернуть к мощам. Помимо этого в ларец был вложен датированный 24 июля 1917 года акт, подписанный присутствовавшими там представителями духовенства.

Второе вскрытие

Г.В. Шор (1872‒1948), русский и советский патологоанатом-кондиционалист, танатолог, доктор медицинских наук, профессор, второй заведующий кафедрой патологической анатомии СПбГМУ

— В следующий раз мощи вскрывали уже большевики?

— Да, причем в 1918 году, когда началась повсеместная кампания по вскрытию мощей, митрополит Вениамин сумел с помощью дипломатических маневров, в том числе беря на себя известные репутационные риски, добиться того, чтобы мощи святого князя не тронули. Одним из аргументов, которые он высказывал в печати, было то, что мощи не являются нетленными, об этом есть информация в источниках у того же Голубинского и Карамзина, ничего нового по сравнению со вскрытием 1917 года найти не удастся, так зачем же вскрывать. То есть вскрытие 1917 года уже не отрицалось, оно уже не было тайной: если о чем-то знают больше трех человек, это спустя недолгое время знают все. Мощи оставались нетронутыми до 1922 года.

Новый виток — это кампания по изъятию церковных ценностей, весь накал которой был инициирован Львом Троцким, лично курировавшим этот процесс. С этим же теснейшим образом был связан и другой фактор — инициированный спецслужбами церковный обновленческий раскол. Сопротивляться вскрытию раки было уже невозможно, поскольку это вскрытие было приурочено к изъятию серебряного саркофага из Александро-Невской лавры. И вот, 12 мая 1922 года, день в день с посещением патриарха Тихона делегацией обновленцев во главе с будущим «митрополитом» Введенским, рака была вскрыта, её увезли в Эрмитаж, а мощи были обследованы медицинской комиссией, которую возглавлял профессор Первого медицинского института Г. В. Шор. Был составлен акт, в нем указывалось, что останки принадлежат скелету человека (в единственном числе!), они плохой сохранности, сохранились фрагментарно, есть их перечисление. И сделан вывод, что кости старые, дополнительного осмотра не требуется, поскольку ничего нового это не даст, — так и было прописано. По факту вскрытия мощей было возбуждено уголовное дело.

— Кого же обвиняли и в чем?

— Церковь — в «вековом обмане верующих», поскольку она «выдавала за мощи святого» обгорелые кости. С сегодняшней точки зрения это выглядит просто смешно. Тем не менее в то время подобные дела возбуждались — известно, что будущий патриарх Алексий I (Симанский) был фигурантом такого уголовного дела и даже получил наказание, которое впоследствии было с него снято.

— Так кто, собственно, был ответчиком по этому делу?

— Обвиняемые как таковые в этом деле так и не появились, оно было возбуждено просто «по факту векового обмана». Стали «копать». Первое — акт о вскрытии 1917 года, в котором ничего криминального с точки зрения церковной догматики нет, но он, по версии следствия, подтверждал, что духовенство знало о состоянии мощей. Второе — экспертиза записки XVII века. Предполагалось, что эта записка поддельная, т. е. её якобы могли «изготовить» и подбросить в раку в том же 1917 году. Привлечен был специалист по судебной экспертизе, работавший еще до революции, Александр Александрович Захарьин. Он очень тщательно подошел к делу, написал экспертное заключение на нескольких страницах. Он советовался с историками, сделал фотографию записки, в том числе увеличив отдельные фрагменты. Нужно было понять, чернила, которыми был написан текст, въелись или нет. Он пришел к выводу, что и бумага старая, и чернила того же времени. Параллельно с этим велись допросы тех, кто мог бы стать обвиняемым: митрополита Вениамина, епископа Николая (Ярушевича). Финальный акт о вскрытии мощей 1917 года, кстати, был подписан и будущим патриархом Сергием (Страгородским), тогда архиепископом Выборгским. Все иерархи говорили следователю одно и то же, выучив даже годы издания книги Голубинского и Карамзина и номера страниц: что мощи страдали от пожара, это известный факт, никто этого никогда не отрицал. Ссылались и на опубликованное в «Петроградской правде» письмо митрополита Вениамина, о котором мы выше говорили, где приводились те же факты. И оказывалось, что инкриминировать, собственно, никому и нечего. Но это же май 1922 года, события развивались стремительно. Это дело, которое следователь Кузьмин столь заботливо «шил», очень быстро стало неактуальным. В конце мая митрополита Вениамина арестовали по совершенно другому обвинению — в «сопротивлении изъятию церковных ценностей», и это значило уже не несколько лет условно, а быстрый суд, несправедливый приговор и расстрел. Получается, что изначально задуманное дело актуальность утратило. Дело можно было закрывать, но заключение медиков об осмотре мощей и Кузьмина, и власти явно не устраивало. Нужно было провести вторую экспертизу мощей. Экспертов для нее отбирали заново, некоторые из них, и в деле это отражено, бежали от участия в этом действе, как бес от ладана. Почему? Понимали, вероятно, чем это закончится. Например, профессор Военно-медицинской академии В. Н. Тонков. На первую повестку он просто никак не отреагировал — ну, он профессор, ему можно. Приглашали поучаствовать в экспертизе прозектора Сысоева — ни имени, ни отчества его в документах нет, неизвестно, кто это такой, но прозектор — это явно не профессор. Он работал в больнице имени Жертв революции, ныне Мариинской. Первый раз его вызвали повесткой — он придумал себе приступ грудной жабы. Вторая повестка Тонкову, на обороте написано: «Тонков взял отпуск и уехал из города». На второй повестке Сысоеву тоже такая надпись.


В.Н. Тонков (1872‒1954), русский и советский анатом, генерал-лейтенант медицинской службы, принимает экзамен. 1940-е годы

— Почему они так себя повели? Возможно, это были верующие люди?

— Верующие или нет, мы не знаем, но то, что это были люди, которые не хотели участвовать в фарсе, — совершенно точно. Кстати, документальных подтверждений этому нет, но народная молва связывает имя Тонкова со спасением мощей преподобного Александра Свирского. То, что нет никаких документов, понятно: в те времена оставлять какие-то материалы на эту тему было чревато большими неприятностями. Но в случае с повторной экспертизой мощей Александра Невского есть документальное подтверждение — Тонков в этом балагане участвовать отказался.

Вторая экспертиза и её цели

Ф.Я. Чистович (1870–1942), врач-патологоанатом, профессор, ректор Первого Ленинградского медицинского института

— Но вторая экспертиза всё же состоялась?

— Да, она прошла 2 августа под руководством Ф. Я. Чистовича — это коллега Шора из того же Первого меда. Заключение, составленное группой под руководством Чистовича, более детальное, они каждую кость описывают, её длину и ширину. И в конце, как бы невзначай, написано, что один из обломков берцовой кости взят от другого скелета. Но не написано, какой именно из костей (правой или левой) и какой именно её части, на основании чего конкретно они пришли к такому выводу. Любой эксперт, когда пишет заключение, должен объяснить, на основании чего он так считает. Зачем вообще была нужна вторая экспертиза, когда была уже первая? И освидетельствовали тогда мощи не представители духовенства, а врачи. Ответ очевиден: ради пристрастного поиска «лишней» кости. И удовлетворенный следователь Кузьмин мог спокойно вести дело к закрытию: хоть какую-то фальсификацию да нашли. В октябре месяце дело стали закрывать, по бюрократическим причинам эта процедура затянулась надолго. Параллельно верующие собрали большое число подписей с указанием персональных данных, то есть имен-фамилий-отчеств и адресов, с просьбой оставить мощи в Лавре — до времени в том самом кипарисовом ларце их оставили в алтаре Троицкого собора. Тем не менее в октябре мощи были изъяты, причем в качестве передающей стороны участвовали, понятное дело, обновленцы. Мощи увезли в Москву, затем они вернулись в Петроград, их присутствие однозначно подтверждено в 1930 году на антирелигиозной выставке в Эрмитаже. В итоге они оказались в Музее истории религии, который находился тогда, как мы помним, в здании Казанского собора. Нахождение там мощей тоже подтверждено документально — во всяком случае, документ, относящийся к 1937–1938 году, опубликован. Уголовное дело, которое велось, после закрытия было сдано в архив. Но поскольку не было обвиняемых, оно осталось в архиве губернского суда, не было передано в органы госбезопасности. Потом оно оказалось в Ленинградском областном государственном архиве в Выборге, архивисты знали о том, что оно существует, но об этом не знали те, кто «в теме». Недавно, в феврале, общаясь с директором архива Юлией Крипатовой, я узнал, что та записка XVII века хранится у них.

— То есть это было совершенно случайно?

— Ну, я искал эту записку, хотел её найти. Когда Захарьин делал экспертизу, он эту записку фотографировал, а фотографии остались у историков. Один экземпляр хранится в Библиотеке Академии наук, другой — в РНБ. Фотографии есть, а подлинника нет. До поры до времени это вообще было мало кому интересно: что мощи изучать? Даже проблемы такой не стояло. А в 1990-х начались публикации, и фотографии этой записки публиковались. Стали искать подлинник, искали в разных архивах, но никто не помнил, что было уголовное дело, а записка-то — вещественное доказательство! Она там и хранилась в отдельном конвертике, вместе с актами экспертиз и протоколами допросов, подписями верующих. Мы с Юлией Игоревной ввели это в научный оборот, подготовив публикацию в газете «Аргументы и факты», был еще телесюжет в «Вестях в субботу».
Возвращаясь к следователю Кузьмину. Тут я сделал если не открытие, то, по крайней мере, любопытное наблюдение. Я обнаружил его фамилию в сборнике речей небезызвестного Вышинского. Оказывается, этого товарища в 1923 году, то есть через год, посадили в тюрьму за многочисленные злоупотребления, пьянство и разврат. В период нэпа сформировалась преступная группа, которая в следственных документах называлась «Дело ленинградских судебных работников». И следователь Кузьмин в эту группу входил. Они занимались вымогательством взяток, за деньги закрывали дела, которые нужно было вести, и так далее. Было около сорока обвиняемых. Это свидетельствует, разумеется, о самом Кузьмине, о его «кристальной честности». В 1924 году состоялся суд, а Вышинский выступал обвинителем и в своей речи подробно рассказал в том числе о совершенных этим человеком подлогах. Примерно двадцать человек получили «высшую меру социальной защиты», включая Кузьмина. То есть уже в 1924 году он был расстрелян. Самое интересное в этой истории, что процесс начался 12 мая, ровно через два года после того, как были вскрыты мощи святого Александра Невского. Символично, не правда ли? Ну а в наше время нашлись не очень исторически подкованные люди, которые стали спекулировать результатами второй экспертизы, — и выходит, к сожалению, что тех целей, которые она преследовала, она достигла. А Чистович в 1922 году стал ректором Первого меда. По моему мнению, это показательно — заслужил….

https://anevsky800.ru/?p=2626



Назад в раздел
© 2010-2024 Храм Успения Пресвятой Богородицы      Малоохтинский пр.52, телефон: +7 (812) 528-11-50
Сайт работает на 1С-Битрикс