Миссионерские рассказы

Именины в вечности

24-го июля Полина Леонидовна проснулась очень рано, и заснуть больше не смогла.

Она всерьез волновалась – каким запомнится сегодняшний день их Максимке. Он на два года младше, чем была она сама двадцать лет назад, но зато ребенок церковный, понимает и чувствует много больше. Наверное, правильно они с Артемом решили, что уже пора, да и отец Михаил благословил… Немного успокоившись, Полина погрузилась в воспоминания.

Воскресенье не задалось с утра. Еще восьми не было, когда мама начала меня будить.

- Вставай, Полинушка, вставай, собирайся, мы сейчас к бабушке поедем.

У меня мозги еще не проснулись, мысли не шевелятся, никак врубиться не могу.

- К какой бабушке? Куда поедем? У меня же нет никакой бабушки!

- Ну как же нет, ребенок, ты что, ее совсем не помнишь?

- Нет, помню, конечно, но совсем чуть-чуть.

А в голове всплывает картинка. Бабушка дремлет на диване, прилегла, должно быть после обеда, потому что одетая. На ней синее платье в белый горошек. Скучное платье. У меня есть разноцветные фломастеры, недавно только дядя Саша подарил, крестный. Беру я эти фломастеры, и начинаю белые кружочки раскрашивать. Красный, желтый, зеленый, оранжевый… Красота! Вот что потом было, не помню. Наказали, наверное, а отрицательные эмоции сознанием вытесняются, так мама говорит.

- Мама, но она же умерла когда мне три года было! Куда же мы к ней поедем?

- На кладбище поедем, там ее в землю зарыли. Но в земле одно ее тело лежит, оно и правда неживое. А она сама, душа ее – на Небесах, у Господа. У Него все живы!

Нет, для моей непроснувшейся соображалки это перебор. Тело мертвое, душа живая? И живет на небе? Ладно, отложим.

- Мам, ну я сегодня никак не могу! Мы с девчонками договорились у подвала дежурить, в том доме, где почта, и моя очередь с 10-ти до 12-ти.

- Зачем, лапа моя, вам в такой чудесный день сырой подвал понадобился?

- Там кошка живет, и у нее котята, еще совсем мелкие. Два или три. Светка черненького видела, я рыженького, мам, он такой клевый, пушистенький, пузико белое, и на лапках белые носочки. А Натка говорит, что еще какой-то полосатый мелькал. Мы хотим их всех выследить, вытащить оттуда и накормить, они же голодные. Ты мне молока дашь?

- Дам обязательно, только придется тебе после обеда на пост заступать, звони девочкам, передоговаривайтесь. И чем котят отлавливать, они же не дадутся в руки, накормите лучше маму-кошку, а детки ее молоком насытятся. А сейчас собирайся, папа уже готов и скоро сердиться начнет.

С папой не поспоришь, можно и ласковый подзатыльник огрести. Пришлось вскакивать, умываться по-быстрому, и на кухню топать. А там – каша! Геркулесовая, правда, с вареньем, но все равно возмутительно!

- Мама, сегодня же воскресенье! Где блины? Или хоть сырники?

- Сейчас быстренько кашей подкрепимся, а когда вернемся, я бабушкин любимый пирог сделаю, с малиной и с мороженым. Мы его всегда на ее день ангела пекли, помнишь? Сегодня ведь 24-е июля, день памяти святой Ольги, а значит бабушкины именины.

- Не, не помню. А почему же ты его в прошлом году не делала, и в позапрошлом тоже?

- Ты еще маленькая была, мы тебя с собой на кладбище не брали. А я хотела, чтобы тебе этот день лучше запомнился. Хотя бы пирогом пока, а потом поумнеешь, Бог даст, и будешь знать, что в этот день обязательно к бабушке в гости ходить надо, поминать ее и молиться о том, чтобы ей там хорошо было.

- Где там? В земле?

- Да нет же, маленькая, у Господа. Она же, твоя бабуля Оля, у Него сейчас, в Его Царствии. Все, дожевывай скорее, папа уже под окнами, слышишь, сигналит нам.

Непонятно все-таки мама объясняет, придется у папы спрашивать. Как только из пробок выбрались, так я к нему и пристала. Он здорово все растолковывает, и что мне нравится, серьезно разговаривает. Я сразу себя начинаю чувствовать взрослой и умной.

- Пап, как же это получается, бабушка Оля на небе, а мы к ней на кладбище едем? Она что, в двух местах сразу?

- Понимаешь, Полинка, мы же живем не в одном мире, а сразу в двух. Деревья за окном, дорога, мостик, который мы проехали, машина наша, твой рюкзачок и яблоки в нем, вы с мамой, и я тоже – все это мы можем увидеть, пощупать, а яблоки и съесть. Это видимый мир, земной, который явлен нам в ощущениях…

- Эй, эй, философией ребенку голову не задуривай, – вмешалась мама. Ленинское определение материи воспроизводишь.

- Ладно, Танюша, понял, согласен. Так вот, Полюшка, есть еще и другой мир, прямо здесь есть. Скажи-ка мне, ты маму любишь?

Ничего себе переходы у папочки, как тут за его мыслью уследить?

- Ужасно люблю, - прижалась я к маминому теплому боку. И тебя тоже фантастически люблю, - с трудом выговорила папино излюбленное слово. Он часто говорит: жизнь у нас фантастичная, хорошо хоть, не фанатичная. Разницу смыслов я не очень улавливаю, но запомнила, что фантастика – это хорошо, а фанатика – плохо.

- И мы с мамой тебя безмерно любим. А покажи, пожалуйста, где наша любовь?

- Ну ты смешной, папа, как же ее можно показать, она же не дверца машины, не дерево и не кошка…

- Но ведь она есть? Где?

- Где-где? Везде! Я вас и дома люблю, и здесь, и когда вы на работе, тоже люблю. И даже когда ты, папочка, в Америку летал, я тебя все равно любила, даже сильнее. А ты разве нет?

- И я тоже, доча. Ты правильно заметила, когда любимый человек не рядом, еще больше его любишь. Но увидеть-то любовь нельзя. Потому что она не в видимом мире, а в другом – в духовном. Духовный мир как бы пронизывает все вокруг, он везде. Человек, пока живет на земле, его видеть не может, может только чувствовать, вот как мы любовь друг к другу ощущаем. А потом человек умирает, и видеть вообще перестает. Но мы только для этого земного мира умираем, а в духовном мире остаемся живыми.

- Не получается. Человека всего в землю зарывают, а он остается живым?

- Не всего человека закапывают, Полюшка. Зарывают только тело человека, а у нас есть еще и душа. Это она, душа, умеет любить, и еще много чего другого, котят бездомных жалеть, например. Пока человек живет, у него тело с душой крепко-крепко связаны, по отдельности они пребывать не могут. А когда человек умирает, они разъединяются. Тело остается здесь, в гробу на кладбище, и душа попадает в духовный мир, и человек продолжает жить там. Как в одной мудрой книге написано: «И возвратится прах в землю, чем он и был; а дух возвратится к Богу, Который дал его» (Екк 12:7).

- Ой, папа, погоди! Человек – это его душа? Раз тела нет, а человек живет. Тот самый человек, никакой другой? Значит душа главнее? А тело тогда зачем?

- Ну, солнышко, сколько вопросов сразу. Как бы попроще сказать… Душа умеет только думать и чувствовать. Ни машину водить, ни книжки читать, ни котят кормить она не умеет, у нее же ни глаз нет, ни рук. А у тела есть. Душа командует, а тело исполняет. Душа без тела ничего здесь, на земле, сделать не может, а если бы тело без души осталось, оно бы таких глупостей наворотило… Так что душа, конечно, главнее.

- А как же тогда душа в небесном мире живет, если она ничего делать не умеет?

- Там не надо ничего делать, Полинушка, там надо только уметь любить, а этому душа как раз и должна на земле научиться. Ну а потом, когда придет время, Господь даст душам новые тела, и тогда все люди воскреснут для новой жизни.

- Как здорово, пап! И мы воскреснем? И бабушка? И мы с ней встретимся?

- А как же, обязательно. Только вот, понимаешь, есть тут некая заковыка…

- Ленька, окстись,- вступила мама. Ты что, Полине всю догматику изложить решил? Бога побойся, ребенку 9 лет только!

- Твоя правда, хватит пока. Да мы уже и приехали. Ты не печалься, дочка, я тебе все-все расскажу, что сам знаю, только постепенно, а то у тебя в головенке винегрет получится. И не фыркай, на сердитых воду возят, - предотвратил папа мою начинающуюся обиду.

Стоянка для машин была далеко от ворот, к которым мы направлялись, и дорога шла по самому солнцепеку, так что подошли мы к кладбищу совсем спекшимися. Зато войдя в ворота, просто окунулись в теневую прохладу огромных деревьев. По извилистой дорожке мы долго продвигались в глубину этого леса в городе, и чем дальше шли, тем тише становился уличный шум, и явственнее слышалось пение птиц. Как-то очень спокойно сделалось, тихо и радостно. Я подумала, что, наверное, бабушке здесь уютно лежать.

Вокруг было множество оградок, внутри которых стояли кресты или памятники, и на всех были написаны имена. Мама объяснила, что это имена тех, кто там, в земле. Кресты были все одинаковые, ну разве что какие-то из бетона, а другие из камня, а памятники все разные. Некоторые очень красивые, на нескольких были даже портреты нарисованы. Я спросила:

- Мам, а почему у одних кресты, а у других памятники? А у бабушки что?

- А кто что захотел, тот то и поставил. Усопших своих ведь родственники хоронят, вот и выбирали на свой вкус. Есть, правда, одно правило, но его сейчас далеко не все знают и исполняют. Понимаешь, если человек в этой жизни открыл для себя духовный мир, общался с Богом, учился у Него любви, то такой человек завещает близким поставить на своей могиле крест. А если он с Господом в земной жизни не встретился, смысла Креста не познал, то может и памятник попросить поставить. Но родственники могут его и не послушаться, а сделать так, как им удобнее.

- Мама, а как это – смысл Креста? Какой у Креста может быть смысл?

- Э нет, Полюшка, это к папе вопрос, он же тебя догматическому богословию обучать взялся. Все, пришли, смотри, вот наша могилка.

Свернув с дорожки, мы подошли к невысокой оградке. На могиле стоял крест, а на нем короткая надпись: Раба Божия Ольга. Ура! Крест! Значит, бабушка любить научилась…

Родители быстро убрали листья, которые нападали в оградку с клена, здесь же и растущего, полили цветущие анютины глазки, поставили в вазочку букет из ромашек и васильков.

- Молодец, что цветы полевые, как Ольга Петровна любила, - похвалил папа маму.

Мама достала из сумки платок и книжку, платок накинула на голову, а книжку отдала папе. Они встали рядышком, папа поставил меня перед собой. Открыв книжку, папа начал читать вслух: «Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас…»

Он читал, и что-то непонятное происходило вокруг. Менялось само пространство, возникал действительно какой-то другой мир. Только вот я даже внутри себя не могла найти слов, чтобы про этот мир рассказать. Вспомнилось вдруг: «Ни в сказке сказать, ни пером описать».

«Со духи праведных скончавшихся, душу раба Твоего, Спасе, упокой, сохраняя ю во блаженной жизни, яже у Тебе, Человеколюбче…» - читал папа. И я чувствовала, что он просит у Бога, чтобы бабушке Оле было хорошо там. И что ей и вправду хорошо. И она здесь, с нами, или мы с ней, не знаю уж как сказать. И все мы любим друг друга.

«Во блаженном успении вечный покой подаждь, Господи, усопшей рабе Твоей Ольге, и сотвори ей вечную память» - уже не говорил, а пел папа, и мама ему подпевала.

Удивительный, невыразимый словами покой опустился на нас. И тихая радость от того, что мы вместе, если не есть, то непременно будем.

- Мамочка, почему же это так хорошо? – шепнула я пригнувшейся ко мне маме.

- Это, солнышко мое, Господь тебя коснулся Своей благодатью. Не забывай этой минуты никогда, старайся почаще приходить к Богу.

- Куда мам, сюда, на кладбище?

- Не обязательно, Поленька, Господь ведь везде. Он приходит к нам, когда мы обращаемся к Нему в молитве. Вот как сейчас, мы молились Ему за бабушку, и Он тебе на мгновение открылся.

- Мама, я хочу, чтобы всегда так было!

- Нет, лапонька, так не бывает. То есть вообще-то бывает, но для этого нужно очень много потрудиться. Лет эдак 30, или 50.

- Так долго! А как это – потрудиться?

- С этим, малышка, к отцу, это он у нас специалист по аскетическим подвигам, - и мама бросила на папу лукавый взгляд. А папа почему-то покраснел.

Обед у мамы был уже приготовлен, а пирога не было. Я хотела расстроиться, но папа назвал меня обжорой, а мама сказала, что пирог готовится 5 минут. Она взяла бисквит и насыпала на него ароматную лесную малину, которую мы вчера на даче набрали. Достала из морозильника брикет мороженого, быстро разрезала его на пластинки и выложила поверх малины. Залила все сверху какой-то белой массой и засунула в горячую духовку.

- Мам, там же жарко, мороженое растает!

- Не успеет, Полюшка, сверху у меня белки с сахаром, они мгновенно затвердеют и не пропустят тепло к мороженому.

Так и получилось, сверху хрустящая корочка безе, а внутри холодное мороженое. Шоколадное, мое любимое. Вкуснотища!

- Видела, как все просто делается? - спросила мама. В будущем году будем вместе с тобой печь, чтобы ты научилась, и сама каждый год в бабушкин день ангела готовила.

- Пирог – это здорово, - сказал папа. Только главное, не забывай за бабушку Ольгу молиться. Не только в день ангела, но и круглый год. Это будет твой первый аскетический подвиг. Тут папа как-то очень иронично посмотрел на маму, а мама почему-то покраснела.

Рыжего котенка мы все вместе поймали вечером и взяли себе. Папа хотел его назвать Чубайсом, но мама сказала, что не потерпит в доме такого безобразия. И вообще, он оказался не котом, а кошкой, и назвали ее Солнышком.

Сегодня все повторится. Максимка встретится со своей прабабушкой. А пока он, только глазенки продрал, возится с котятами, правнуками Солнышка.

Список добрых дел

Домой из школы Вовка бежал бегом. Ему обязательно и срочно нужно было повидаться с дедушкой, пока не придет медсестричка Тамара и сделает деду укол. Потому что потом он заснет до самого вечера, а Вовке невтерпеж было рассказать о той напасти, которая неожиданно свалилась на их 7-й «Б». И он успел!

- Деда! - Закричал он прямо с порога комнаты, где Георгий Романович проводил последние полтора месяца, с тех пор, как заболел какой-то непонятной болезнью. Какой – Вовке не говорили, но он и сам видел, что болезнь серьезная. Врач приходил через день, медсестра два раза в день, и спал нормально дед только после укола. Когда они с Вовкой беседовали, иногда дедушка замолкал, закрывал глаза, и лицо у него становилось совсем белым. Но через несколько минут цвет лица сменялся на привычный уже серо-голубой, и они продолжали разговор. – Деда! У нас новая классная!

- А я уж думал, судя по громкости твоего ора, что вы там вечный двигатель изобрели, или новый вид лягушек обнаружили, - хладнокровно отреагировал дед. – Успокойся и рассказывай, чего вы в ней такого страшного углядели.

- Да нет, Светлана Сергеевна совсем не страшная, Машка говорит, что она блистает увядающей красотой осени. Но она сказала, что ей директриса велела держать нас в ежовых рукавицах, и поэтому она будет нас воспитывать. И задала сочинение написать, на тему: «Как я делал добрые дела». А потом обещала составить список добрых дел, его на стенку повесить, чтобы все эти дела из списка делали, и каждый месяц отчет ей сдавали!

- О-хо-хо, грехи наши тяжкие, - вздохнул дед. - Ну и о чем ты собираешься в сочинении писать?

- В том-то и дело, деда, что я не знаю. Данила хочет о том, как он летом бабушке огород копал, а потом еще и полол. Машка решила про то, как она у Алиски в детском саду воспитателям помогала, когда их там снимали для программы «У нас гениальны все». Сержик, пока родители в командировке были, в папиной библиотеке порядок навел, расставил книги по цвету обложки. Типа, приятный сюрприз. Правда, отец до сих пор ругается, но он просто не понял, как прикольно получилось. А я никаких добрых дел вроде бы не делал. Ой, нет, делал. Помнишь, я в воскресенье весь день за компом сидел? Это меня Владик попросил ему материалы для доклада подготовить, целый список дал, чего найти надо, я и распечатал потом все.

- Так, насколько я помню, ты тогда весь день злой был, как июльский слепень, разве что не кусался. Это почему?

- Да тошно было всякой ерундой заниматься, мне же папа новую стрелялку принес, поиграть хотелось.

- Но все же заставил себя, сделал? Молодец! Только вспомни-ка поточнее, друг мой ситный, и честно, о чем ты тогда думал?

- Ну, я думал, что смогу у Владьки в пятницу его скейт на выходные попросить и поехать с Машкой кататься. Ему же отец лонгборд недавно подарил, он такую скорость дает! Я уже просил, а он жадится, говорит, сам еще не накатался. А теперь-то отказать не сможет.

- Я тебе – ты мне, значит? Это бартер какой-то получается. Он тебе этой доской был бы вынужден отдать долг, хоть ему и не хотелось. И никакого добра, ни с твоей стороны, ни с его.

- Тогда, деда, получается, что я никаких добрых дел не делаю, и даже не знаю, что это такое. И о чем писать?

- Можно, конечно, подождать, пока Светлана Сергеевна свой список вывесит. Но давай лучше порассуждаем.

- Давай. Чур, ты первый!

По лицу Георгия Романовича начала растекаться бледность, на лбу выступил пот.

- Давай-ка мы, Владимир, лучше сейчас перерыв сделаем. Я отдохну, а ты пока в интернете посмотри, какие дела народ считает добрыми.

К деду Вовку пустили только вечером. Было совсем незаметно, что он отдохнул, скорее наоборот. Даже говорил дед Георгий и тише, и медленнее, чем обычно. Но слушал внука внимательно. Вовка успел подготовиться хорошо, как его дед учил.

- Все добрые дела, деда, о которых в сети пишут, можно разделить на три группы. Во-первых, это кому-нибудь что-нибудь подарить, или денег дать, если они очень нужны, например, на операцию. Во-вторых, кровь сдать, или бомжей кормить, или за инвалидами ухаживать, или спасти кого-нибудь, кто тонет или если хулиганы на девчонку напали. И третье, совсем по мелочи, смешно даже: не мусорить, место в трамвае уступать, родителям помогать, поделиться с соседями зеленью с огорода… Какие же это добрые дела? Это же дела обычные. Вы меня сами учили ноги вытирать, когда в помещение вхожу…

- Помнишь, кстати, как учили? – слабо улыбнулся дед. – Ты все время забывал, так папа перед дверью скакалку резиновую натягивал. Ты рванешь в квартиру в грязной обуви, а она тебя обратно на коврик отбросит.

- Ну, это же я маленький был, какой спрос с ребенка! Теперь не забываю. И уборку мы вместе с папой каждую субботу по утрам делаем. А еще, помнишь, мама ногу стеклом распорола, которое на лесной дорожке валялось? Так я с тех пор как увижу стекло, опасно торчащее, всегда его забрасываю под ствол дерева, где люди не ходят, а то кто-нибудь вдруг наступит. Об этом, что ли, писать?

- Правильно понимаешь, внучек. Это все дела естественные, да и не дела какие-то отдельные, а просто повседневная нормальная жизнь. Все это на автомате делается, если умеешь думать не только о себе, а и о том, например, кто за тобой будет грязь вывозить. Кстати, вспомни: ты когда входишь в магазин, ноги вытираешь?

- Ой! Не помню… А нет, вытираю, точно! Вот вчера…

- И не замечаешь этого, верно? – перебил внука Георгий Романович.

- Ага, - ответил Вовка, вспоминая и удивляясь, что и правда, делает это автоматически.

- Ну и хорошо, молодец,- сказал Георгий Романович, и порадовался, что уважение к ближним у внука уже есть, глядишь, и любовь на нем вырастет.

- Деда, а у Даньки тогда его доброе дело не проходит, он же своей бабушке помогал, делал то, что и так должен?

- Стоп, Владимир, остановись. Помнишь, о чем мы с тобой договаривались, когда только начинали наши разговоры разговаривать? Вспоминай, вспоминай.

- Да, точно, было такое условие. Что наше мнение ни на кого больше не распространяется, только на нас самих. А все остальные могут думать по своему, и нельзя их за это осуждать.

- Вот видишь. Для тебя родителям помогать естественно, тебя так воспитывали. А для Данилы этот огород вполне может быть добрым делом. А для кого-то еще и подвигом может быть. Все мы разные.

- Так мне чем отчитываться-то? Первая группа дел из инета ко мне явно не относится, да и вторая наполовину, у меня своих денег нет, мне же родители на бомжей не дадут, правда?

- Наверняка не дадут. Сначала вырасти, сам заработай, да и поумней заодно. Потому что тут не только деньги нужно иметь и их не жалеть, а еще и время свое тратить, и душу надрывать, на них глядя, и любить их. А они могут быть и грубыми, и злыми, и вонючими, и вместо благодарности тебя бранить. Ты как, готов к такому?

Вовка подумал совсем недолго и сообщил, что не готов.

- Так что благотворительность, связанную с финансами, оставляем пока за скобками. И подвиги спасения утопающих и хулиганами обижаемых тоже.

- Почему? – обиделся Вовка.

- А ты плаваешь хорошо? Вспомни, как тебя в Крыму отец из волн извлекал, когда ты, наглец этакий, решил свою удаль в шторм показать. А какими-нибудь единоборствами ты разве владеешь? То есть вытаскивать кому-то не только девчонку из драки придется, но и тебя тоже? – Дед даже голос слегка повысил, такая ему несимпатичная картина представилась.

- Нет, тут я не согласен, - Вовка был непреклонен. - Если человек в опасности, его надо спасать, сам говорил.

- А о том, что нужно думать уметь, видеть ситуацию целиком и оценивать свои силы, я тебе разве не говорил?

- Оценю, когда надо будет, не совсем же я дебил, - надулся Вовка.

- Не хотел я тебе напоминать, внучек, да видно придется. Не забыл ваш летний поход, и как Юля ногу сломала?

- Ага, это мы горную речку по камням переходили, а они скользкие. И Юлька на самой середине вдруг замерла, смотрит на следующий камень, пошатывается слегка, а не прыгает. Я ее обогнал и руку протянул, когда она наконец решилась, а она руку отпихнула и плюхнулась мимо камня. Так что доброго дела не получилось.

- А ты понял, Владимир, что ты, может быть, в Юлиной травме виноват?

- Да ты что, деда, я же ей помогал!

- Не сомневаюсь, что помочь-то ты хотел. Да вот только не знал, что человеку иногда на такой прыжок надо долго настраиваться, тело свое к полету готовить, выверять центр тяжести, равновесие устанавливать. И любая сторонняя помощь весь этот настрой может свести насмарку. Так что любой опытный походник знает – в такой ситуации соваться со своей помощью нельзя ни в коем случае. Если бы Юля попросила ей руку подать – другое дело, она бы в своих «внутренних расчетах» это учла, и, вполне возможно, удержалась бы. Это, кстати, вообще общее правило: не просят тебя о помощи – и не пытайся ее навязать.

Вовка от обиды аж задохнулся, и ничего сказать не смог. Слезы полились сами, безо всякого его участия.

- Не горюй, Владимир Красно Солнышко, так и со взрослыми бывает – хотят, как лучше, а получается как хуже. Потому что думать не умеют, и не учатся даже.

Но Вовку понесло.

- Чушь какая-то! Просят, не просят… Вот кто папу просил этого мелкого Андрюшку к нам приводить? Две недели он ко мне приставал, поиграй с ним, да поиграй, уроки некогда делать было. Он же нам никто. Подумаешь, мама у него в больницу попала. Надо было в милицию сдать, там бы разобрались. А когда меня Олег с Илюшкой попросили родителям сказать, что к нам на дачу едут, а сами в Питер на футбол сорвались, так мне же потом и влетело, - орал он сквозь слезы. – Не бывает вообще никаких добрых дел! Это все взрослые придумали для того, чтобы нам жизнь портить!

- Тут ты, внучек, прав, хоть и отчасти, - успокаивающим голосом сказал дедушка. - И вправду, нынче считают, что добрые дела сводятся к внешним действиям, а что у человека внутри – несущественно. А одно и то же действие может быть и добрым, и злым, смотря что у человека на сердце. Вот родителям от того, что они Андрюшу приютили, польза, а тебе – вред, раз ты так о нем вспоминаешь. Но, наверное, для тебя это слишком сложно пока. Даст Бог, еще поговорим, а сейчас давай прощаться, и спать.

Дед Георгий поцеловал внука, а когда Вовка выходил из комнаты, перекрестил его спину, выражающую неудовольствие прерванным разговором.

Больше Вовка дедушку живым не увидел. Когда он назавтра пришел из школы, дед Георгий уже «отошел ко Господу», как говорили родители. А на похоронах, когда священник в черной рясе отслужил панихиду и уже все бросили на гроб замороженные комья земли, Вовка услышал, как переговаривались какие-то незнакомые люди. «Мужественный человек был Георгий. Говорят, боли у него страшные были, врачи после вскрытия изумлялись, как это домочадцы выдерживали, орал, небось, благим матом. А он ни крика, ни стона, терпел все, их берег, внучка особенно». – «Чему ты удивляешься, он же церковным человеком был, у них терпение скорбей и болезней – высшая добродетель».

За сочинение Вовка получил двойку. С объяснением: «Тема не раскрыта». Но он не расстроился. Потому что решил про себя, что будет учиться делать добрые дела по дедовски, даже список составил. И первым пунктом этого списка было: «Не обижаться на Светлану Сергеевну и не осуждать ее, хотя она и не права (наверное)».

ООО «В здоровом теле – здоровый дух»

На работу Николай Степанович сегодня, в порядке исключения, шел с удовольствием. Даже спешил так, что завтракать не стал, решил, что в больничном буфете перехватит что-нибудь. Но сначала зайдет в реанимацию посмотреть, что там со вчерашним травмобольным. Уж больно уникальный случай. Этот человек, Кашемиров Антон Васильевич, 42 года, образование высшее техническое, не работающий, до того, как на своем Бентли Бентайга на скорости под двести влетел в ограждение, был абсолютно, стопроцентно, вызывающе здоров. Все показатели не просто в пределах возрастной нормы, а будто ему лет тридцать. И накачан отменно, мышцы невооруженным глазом видны. Явно выделяется на общем фоне хиловатого нынешнего народонаселения, с которым Степаныч привык иметь дело. Откуда это чудо свалилось на головы озадаченным медикам?

Уходя вчера домой, Николай Степанович дал задание ночной медсестричке Машеньке пошарить в интернете, выяснить, кто же он такой, этот Кашемиров. Поэтому, заглянув в палату, и удостоверившись, что аппаратура функционирует нормально, сиделка присутствует, а герой расследования по-прежнему в коме, он отправился на сестринский пост.

- Ну что, Машенька, как твои интернет-изыскания, удалось расшифровать нашего уникума? – спросил Степаныч, заглядывая за плечо девушки, утонувшей, казалось, в экране ноутбука.

- Ой, Николай Степанович, как напугали! Удалось, конечно, Это же такая известная персона, о нем куча людей пишет. «В Контакте» - больше трех тысяч друзей. И свой сайт у него есть. Знаете, как его называют? Авва Антоний!

- Погоди, погоди, Мария! Авва – это же обращение к Богу, Создателю и Творцу.

- Так он и есть творец. Он сам себя сотворил. Маленьким болезненный был, до ужаса, там на сайте его медкарта выложена, я прямо ошалела, ну никак такой ребенок выжить не мог. До десяти лет по больницам жил. А потом решил, что за свое здоровье человек должен бороться сам. Читал все подряд, про все методики оздоровления, все к себе применял, и учился слушать свой организм – помогает или не помогает. Постепенно выстроил собственную систему. И не только. Еще и разработал принципы, по которым надо отбирать свои методики. Теперь других учит, семинары проводит, тренинги, книги пишет. Так что понятно, откуда у безработного Бентли завелся. Ведь всем помогает! У него целое сообщество последователей. Их девиз: «Человек сам творец своего здоровья!». Настоящий хозяин жизни! Нельзя, чтобы он умер, он нужен людям!

- Машуня, эк тебя понесло! Умерь восторги, сформулируй, в чем же его метода состоит. Систему вычленила? Изложи, пожалуйста, членораздельно.

Маша училась на 3-м курсе меда и во всем пока еще пыталась отыскать систему. Николай Степанович об этом знал и всячески ее стремления поощрял.

- Ой, это сложно оказалось. Там такой коктейль причудливый, и йога, и цигун, и рейки, и холотропное дыхание, и вегетарианство, раздельное питание, БАДы разные, нейгун, силовой тренинг, гимнастика хаду, бодифлекс, скипидарные ванны, Порфирий Иванов…Вроде все методики известные, у каждой своя духовная подоплека, одна другой зачастую противоречит, как их смешивать? Вот тут новшество и заключается. Авва Антоний из всех этих систем вычленил чисто физическую, телесную составляющую, а все религиозные и мистические элементы отбросил. Мы же живем в материальном мире, живем в своем физическом теле, и именно с ним нужно учиться работать, а не всякую магическую фигню изобретать. Мне лично такой подход нравится, он к научному близок, нас так и в институте учат. И опытом многих сотен, если не тысяч людей подтверждается.

- Человек, стало быть, самобытен. Тело человеческое само себе хозяин, так выходит? Оно само себя сотворило и живет – поживает вполне самостоятельно? Души человек как бы не имеет, и духовного мира никакого нет, и Бога нет, так, что ли?

- Ну да, похоже. У них еще такой лозунг есть: «Богом может стать каждый».

- Каким же Богом, если духовный мир в их картине реальности отсутствует?

- Да, путаница получается, я заметила. Даже с утра пораньше Витьке позвонила, своему однокласснику, перед литургией его поймала и пересказала вкратце систему аввы Антония. Он в семинарии учится, в священники готовится. Будет скоро отец Виктор, кланяться ему станут, смешно прямо. Нам, как ни соберемся, все вкручивает, что тело и душа человека неразрывны, друг без друга не существуют. И как же, спрашиваю, у этого аввы получается – ни о какой душе и речи нет, а тело и внешне совершенным становится, и здоровым до противности.

Думала его в тупик загнать, а Витька нисколечко не удивился, и говорит: «Еще бы, этот твой авва – драгоценный подарок лукавому. Тому ведь только и надо, чтобы человек не о душе своей бессмертной думал, а о теле, которое сгниет в земле. А уж идея о том, что человек сам себе творец, так это вообще его излюбленное лакомство, еще со времен прародителей. И чтобы этих заблудших овец в их теории укрепить, он никакой энергетики не пожалеет, он такие «заказы» всегда в лучшем виде исполняет. Так что здоровое тело аввиным адептам обеспечено». Еще рассказал их семинарский, типа, анекдот: «В здоровом теле – здоровый дух? На самом деле – одно из двух!», - и заржал, будто не в духовной школе подвизается, а в цирковом училище. «Кашемировцы же, - говорю, - ни в Бога ни в черта не верят». А он: «Вот-вот, этим неверием сами себя в лапы дьяволу и отдают. Все, Машка, с твоей духовной безграмотностью пора завязывать, в субботу встречаемся, я тебя миссионерить буду». Свидание, короче, назначил.

- Ну и слава Богу, - радостно произнес доктор, - меня то ты не слушаешь. – А у мужика диагноз-то серьезный, перелом костей основания черепа, кровоизлияние в левое полушарие, и еще по мелочи. Пойду взгляну, как он там.

Но Антон Васильевич Кашемиров, 42 года, образование высшее техническое, не работающий, находился сейчас вовсе не там, не в освещенной тусклыми лампами тесной реанимационной палате на 4-м этаже. Он ощущал себя висящим в воздухе, причем, как откуда-то точно знал, в практически безграничном пространстве. Но только ощущал, видеть он ничего не мог, даже собственного тела. То ли по причине отсутствия последнего, то ли из-за абсолютной темноты, про которую говорят: «хоть глаз выколи».

Неожиданно темнота перестала быть пустой и леденящей, она наполнилась чьим-то ласковым присутствием. И непонятно откуда прозвучал внятный мелодичный Голос:

- Адам, где ты?

- Я не Адам, я Антон, - мгновенно откликнулся Кашемиров, обрадовавшись, что тьма перестала быть безжизненной, - А ты кто? Я тебя тоже не вижу.

- Так это и неудивительно. Тело-то твое на земле осталось с глазами вместе, а духовным зрением ты не обзавелся. А Я – Тот, кто тебя создал.

- Неправда, - запротестовал Антон, - я себя создал сам!

- Сам ты только оздоровил свое тело, слегка подправил его, да и то не совсем сам, кое-кто тебе в этом активно помогал. Но сейчас материальный мир ты покидаешь, а здесь, в Моем Царствии, живут не тела, а души. Причем не все, а только те, что уже на земле хотя бы начали постигать духовный мир, напитались духом. Ты же жил исключительно земными интересами, поэтому здесь твоя душа пуста как пересохший колодец в пустыне. Тебе здесь попросту нечем жить.

- Как же так, - возопил Антон. – Я же принес столько добра людям, я научил их творить свое здоровье…

- Ты не понял, - прервал его Голос, - ты вовсе не помогал людям, а наоборот, сбивал их с пути истинного, который Я предназначил каждому из них. Если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму. Так что Мне еще предстоит встречать в этом «черном ящике» твоих последователей, и вряд ли они будут благодарны тебе. Вот посмотри, кстати. Ты этого человека знаешь?

- Не хочу ее видеть, она меня предала!

-Ну-ну. Расскажи.

- Она моим участковым была, еще в детской поликлинике. Очень мне помогала, когда я сам себя творить начал, про всякие медицинские тонкости объясняла. Потом мы с Ниной Петровной стали вместе работать, ООО «В здоровом теле – здоровый дух» на паях организовывали. А когда у нее рак обнаружили, она не стала наши методы использовать. Наоборот, закудахтала: «Тошенька, это воля Божия, нельзя ей противиться, мы и так с тобой Господа прогневали, мне болезнь для покаяния дана, и чтобы ты тоже задумался…» И умерла! Ненавижу слабаков! И идее изменила, и меня бросила!

- А на ее похоронах ты был?

- Да не хотел идти, оскорбила она меня страшно, но все же пошел почему-то.

- И что увидел? Ничего тебя не удивило?

- Не только меня, все изумлены были. В последние дни у нее лицо было прямо все искажено болями, а у усопшей у нее выражение было такое безмятежно-счастливое, что взгляд не хотелось отводить, будто не лицо, а лик.

- Ты не понял, почему? Это же Я тебе показывал, как человек спасается покаянием. И еще не раз Я к тебе обращался, но увы…

- И что же со мной будет дальше? Я что, навсегда останусь в этом кромешной мраке?

- Так других вариантов-то нет. Ну попробуй, оглядись вокруг, посмотри внимательно во все стороны, видишь ли ты где-нибудь хоть проблеск света?

Карманов выполнил указание очень тщательно, хотя не смог бы даже сам себе объяснить, как ему это удалось при полной невозможности определять направления. Но ни одной искорки света ему заметить не посчастливилось.

Собеседнику, казалось, результат этого поиска был известен заранее.

- Вот видишь! Ты не можешь лицезреть Меня, а ведь Я здесь, и Я есть Свет. Так что, увы, ты обречен оставаться во тьме.

- А-а-а! – истошным голосом заорал Карманов, и нарушил этим криком последнюю хрупкую связь со своим телом, оставшимся лежать в реанимационной палате. Так что когда Николай Степанович, заглянувший все-таки по дороге в буфет, добрался до четвертого этажа, пациент уже был мертв.

На красивом ухоженном лице гражданина Кашемирова застыло злобно-обиженное выражение избалованного ребенка, которого лишили вожделенной игрушки. Маша, взглянув на покойного, задумчиво сказала:

- Надо Витьке позвонить, пусть его отпоют, он же настоящий герой, таким дохлятиком был, а сотворил сам из себя вон какого здоровяка, на такой подвиг мало кто способен. Тогда ему Бог помогать будет.

- А он разве был крещеным? – удивился Николай Степаныч.

- Нет, он считал, что человек сам хозяин своей судьбы, а идея Бога – это для слабых, для тех, у кого не хватает мужества жить своим умом.

- Так с чего же ты, Мария, взяла, что он там, в вечности, вообще с Богом встретится? Раз он некрещен, то они, если по-простому сказать, между собой незнакомы. А преобразиться там человек уже принципиально не может, для изменений нам специально отмеряно время земной жизни.

- И что, вот он, такой молодой и симпатичный, такой талантливый… да еще и скольким людям помог свои недуги победить – и уйдет в небытие? – недоверчиво спросила Маша - Это несправедливо!

- Не могу знать, пути Господни неисповедимы, но лучше уж не рисковать так как он, Машенька. А ты, кстати, крещена?

Назад в раздел