Материалы


Великий Понедельник

Великий Понедельник


Митрополит Антоний Сурожский

Понедельник. 31 марта 1980 г. Мф 24:3-35

Понедельник Страстной седмицы дает нам в евангельских чтениях картину Суда и картину того, на чем основан Суд Божий. Суд приходит к каждому человеку, не только верующему, но и неверующему; есть моменты в жизни, когда мы вдруг оказываемся перед лицом последствий своих слов или своих поступков и видим, во что вылилось праздное слово, легкомысленный поступок, какие страшные последствия бывают из него. Есть моменты, которых никто не избежит: это – час смертный, и в этот час всякий человек – был ли он верующим или был он безбожником в течение всей своей жизни – оглядывается на свою жизнь и ставит перед собой вопрос: зачем я жил? Не напрасно ли я прожил долгую жизнь? Скопил казну, получил какие-нибудь научные знания, достиг высокого положения в обществе или, может быть, просто честно как будто трудился – и вдруг оказывается, что все это осквернено тщеславием, желанием сделать карьеру, и притом с готовностью добиться своего за счет другого человека и за счет собственной совести. И когда перед человеком ничего больше не остается, кроме грядущей смерти, тогда все становится на свое место, тогда человек говорит себе: стоило ли подличать, стоило ли лицемерить, стоило ли обманывать, лукавить, предавать, пресмыкаться, быть недостойным себя самого? Скрывать свою низость от жены, от матери, от друзей, чтобы они увидели только успех, когда теперь все это приходит вот-вот к концу?

Эта тема Суда должна встать перед каждым человеком. Человек совестливый, человек честный должен был бы задавать себе этот вопрос изо дня в день и никогда не допускать, чтобы день прошел без того, чтобы был произнесен суд, и если этот суд осуждает нас – чтобы было исправлено или, по крайней мере, не повторено то, за что совесть наша нам говорит: ты не прав! Аминь.

Протопресвитер Александр Шмеман «Дневники»

Страстной понедельник, 20 апреля 1981

Службы Лазаревой субботы и Вербного воскресенья прошли как-то особенно радостно. (…) И этот «Апостол всех Апостолов»: «Радуйтесь… и паки реку, радуйтесь…» Действительно – Царство Божие «среди нас», «внутри нас»… Но почему – помимо минутной радости – все это не действует! Сколько кругом, совсем близко – злобы, взаимного мучения, обид, сколько – можно без преувеличения сказать – скрытой violence. Чего человек хочет, жаждет – больше всего, чего не получая – превращается в «злого» и – получая это – оказывается ненасытным? Признания, то есть «славы друг от друга». Быть для другого, для других – чем-то: авторитетом, властью, объектом зависти, то есть именно – признания, вот, мне кажется, главный источник и сущность гордыни. И именно эта гордыня превращает «ближних» – во «врагов», именно она убивает ту радость, к которой призывает нас вчерашний Апостол.

В Церкви – потому что она «микрокосм» и, главное, потому что она призвана являть в «мире сем» новую жизнь, то есть жизнь, источник, сущность которой не гордыня, а любовь (к «врагам»), – все это особенно очевидно. Вне Церкви, в «мире сем», гордыня, как и смерть, как и власть, как и «похоть» – узаконены и для них, так сказать, найдены формы, их как бы «сублимирующие», превращающие в phaenomenon bene fundatum. Отсюда в наши дни, например, эта возня с «правами» и с «демократией». Главная движущая сила этой возни совсем не «свобода», как это принято думать, а уравнение. Это – страстное отрицание иерархичности жизни, защита совсем не права каждого быть «самим собой», а подсознательное утверждение, что, в сущности, все – то же самое и, значит, нет на самом деле «первых», нет незаменимых, единственных, «призванных». (…)

И все же в падшем мире, «во зле лежащем», и права эти, и демократия оказываются относительным добром, относительной регуляцией той вражды всех против всех, что является, на глубине, законом мира сего. Зло они только в ту меру, в какую исчезает понимание их «относительности», и они обожествляются. Добро они, иными словами, только по отношению к тому злу, которое они регулируют и, так сказать, «ограничивают» в его всесилии. Так, они – добро в тоталитарном государстве или расовом, но они сами превращаются в зло там, где они побеждают и становятся «самоцелью», то есть идолом. А становятся они идолом всякий раз, что, переставая быть защитой слабых, становятся орудием уравнения и тем самым – духовного расчеловечивания, в конечном итоге «гордыни»…

В том-то и все дело, однако, что к Церкви все это абсолютно неприменимо. Ибо она не знает никакого иного «закона», кроме закона любви или, лучше сказать, кроме самой любви – отрицанием, оскудением которой, отпадом от которой и является гордыня («похоть плоти, похоть очей и гордость житейская…»). Любви как Божественной жизни. А в этой Божественной жизни нет гордыни. Отец есть всегда Отец, но все отдает Сыну, Сын «не претендует» на «право» быть Отцом и есть вечно Сын, а Дух Святой – сама Жизнь, сама Свобода («дышит где хочет…») – есть Сама Любовь Отца к Сыну, Сына к Отцу, сама Божественная самоотдача и послушание. Эту любовь дарует, ей приобщает Бог человека, и это приобщение есть Церковь. И потому в ней нет никаких «прав» и с ними связанного уравнения. Нет уравнения, и потому нет «сравнения» – этого главного источника гордыни. Призыв к совершенству, обращенный к каждому человеку, есть призыв найти самого себя, но найти не «по сравнению» и не по «самоанализу» (в чем мой potential) – а в Боге. Отсюда парадокс: найти себя можно только потеряв себя, и это значит – отождествить себя до конца с «призванием», с замыслом Бога о себе, но раскрываемом не в «себе», а в Боге…

Любить Божьей любовью. И себя, и других… Как нужно было бы – в наш век почти полного непонимания любви – поглубже вникнуть в радикальную «особенность» Божьей любви. Мне иногда кажется, что ее первая особенность – это жестокость. Это значит – отсутствие в ней той «сентиментальности», с которой уже давно отождествил ее (и потому – само христианство) «мир сей». В любви Божьей нет обещания «земного счастья», нет и заботы о нем. Или, лучше сказать, оно целиком подчинено обещанию и заботе о Царстве Божьем, то есть о том абсолютном счастье, для которого создал, к которому призвал человека Бог. Отсюда первый, основной конфликт между любовью Божьей и падшей любовью человеческой. Отсечь руку, вырвать глаз, оставить жену и детей, идти узким путем и т.д. – все это так очевидно несовместимо с «житейским счастьем». Именно от всего этого в ужасе отшатнулся «мир сей», этого не захотел, это возненавидел. Но – и это самое важное – отшатнулся тогда, когда в самой Церкви что-то переменилось, что-то «отшатнулось». Что? В этом весь вопрос. Но об этом, как говорят в таких случаях, – в другой раз… Надо идти в церковь, «включаться» в Страстную неделю…



Назад в раздел
© 2010-2024 Храм Успения Пресвятой Богородицы      Малоохтинский пр.52, телефон: +7 (812) 528-11-50
Сайт работает на 1С-Битрикс